– Как дела, боец?
– поприветствовал дядька, разглядывая меня с легкой иронией.

– И хороши у нас дела...
– напел я, присел и представился, - Андрей.

– Да я помню, что Андрей - коротко засмеялся он, - а ты меня, наверное, не помнишь? Иннокентий.

Я мотнул головой, пожимая плечами.

– Мы с тобой бычков как-то на Шаморе ловили. Ты, правда, тогда совсем мелкий тогда был, лет пять.

– Ааа...
– протянул я, припоминая валы водорослей на берегу, резкий, насыщенный йодом запах и шустрых морских блох, - это не вы потом с причала свалились?

И я звонко прищелкнул пальцем под подбородком.

Они переглянулись и громко заржали.

– Вот так мы отпечатываемся в памяти подрастающего поколенья, - смахнув слезу с угла глаз, сказал папа.
– Нет, то Володя был. Здорово мы тогда, да, Кеш?

– Определенно. Ну, между первой и второй...

И они повторили. Очевидно, сегодня правило здешних застолий "открытая бутылка в любом случае допивается" нарушено не будет.

– Ну, Андрей, - Иннокентий с видимым удовольствием зажевал лимон "а-ля Николя".
– Рассказывай, как живешь-можешь. Девчата в классе не обижают?

– Да что ж вы такое на наших комсомолок наговариваете, товарищ Иннокентий, - деланно возмутился я, - как они могут забидеть такого гарного хлопца, как я?! Я на один бутерброд вас обездолю, да?

– Что, наоборот, отбоя нет?
– он пододвинул мне тарелку с бутиками.

Я коротко призадумался. Мда, а ведь накрутилось на меня этих отношений с подковырками, как змей на Лаокоона.

– Ну, время такое... Молодое, - я развел руками, - мы выбираем, нас выбирают.

– И выбрал?
– он неожиданно остро глянул на меня.

– Да, - сказал я твердо.

– Ммм?
– протянул папа заинтересовано, - скажешь?

"Собственно, что скрывать?" - подумал я.

– Афанасьева.

– А!
– без малейшей паузы с энтузиазмом откликнулся папа, - рыжая мама. Такая... Видел на собраниях. Да, одобрям-с.

Я многозначительно поиграл бровями.

– Ну, в смысле, дочка ж на маму похожа?
– заюлил он, отводя от себя подозрения, и, потупившись, потянулся к бутылке.

– Хм... Ну понятно, - Иннокентий пододвинул рюмашку под разлив.
– И хобби себе нашел, да? Или будущую профессию? Думаешь стать великим математиком?

– Хобби у меня - кройка и шитье. А как с математикой отношения сложатся - неизвестно. Но наука красивая.

– Кстати, - вмешался папа, - представляешь, Кеш, он себе сам за неделю джинсы сшил - от настоящих не отличить, даже пуговицы и нашлепку на карман настоящие нашел. И на меня две рубашки сшил. Во, смотри, на мне одна как раз!

Иннокентий пощупал, поцокал и вновь повернулся ко мне:

– В математике-то ничего пока не открыл?

– Какое открыл! Грызу основы.

– По пять-шесть часов в день, отец говорит?

– Силы есть - грызу. Заканчиваются - отдыхаю, - я чуть недоумевающе посмотрел. Что-то допрос начинает напоминать.

– Да нет, Володя, все нормально, - невпопад сказал Кеша, повернув голову к папе, - я тебе уже сейчас могу сказать. Ну, почти... Но кто не без странностей?

Папа отчетливо выдохнул и чуть порозовел.

– Ну и слава богу, - мне показалось, что он сейчас перекрестится, но вместо этого он решительно тяпнул рюмку.
– Отрицательный результат - тоже результат. Хороший.

Я приподнял бровь, показывая, что потерял нить беседы.

– Да напугал ты меня!
– воскликнул папа, гневно двигая бородой, - этим своим математическим энтузиазмом!

Горлышко бутылки чуть постучало по рюмашке, и несколько капель пролилось мимо.

– Тьфу!
– с чувством констатировал папа, - аж руки дрожат. Я ж шизу у тебя заподозрил. Бред изобретательства или вред величия.

– Хм...
– я с трудом удержался, чтоб не засмеяться, - бред величия? Я сильно чем-то хвастал?

– Ну...
– папа неопределенно поводил рукой в воздухе.
– Скрытый бред.

– Скрытый бред?
– переспросил я и, не сдержавшись, заржал.

– Хех, скрытый бред - это бред, - поддержал меня Иннокентий.

– Да откуда я помню! Я ж нормой занимаюсь. А психиатрию аж когда проходили...
– папа начал оправдываться.

– Ладно, - я поднялся, - раз со мной все выяснили, я пойду?

– Погодь, - папа качнул головой, - себя надо знать. Садись, послушай анализ.

Я сел и посмотрел на посерьезневшего Иннокентия.