С Муллой Гришуню когда-то связывал Сухаревский пунок, где они промышляли карманными кражами. Территория между ворами была поделена, однако Гришуня позволял себе забираться в чужой район и частенько из-под носа Муллы уводил жирного «купца». Однажды это закончилось тем, что Зайдулла взял Гришуню за ухо, как это делает строгий родитель, наказывая неразумное детище, и предупредил, что выпорет его ка глазах у всего рынка, если нечто подобное повторится. Возможно, Гришуня проглотил бы угрозу авторитетного вора, каким уже в то время был двадцатилетний Мулла, если бы эти слова не прозвучали прилюдно;

Гришуня отстранил руку Муллы и пообещал когда-нибудь плюнуть в его мертвые глаза. Бросаться словами среди урок не принято, и многие тогда сочли, что Мулла – потенциальный покойник. Однако этот случай мало что изменил в судьбе Заки Зайдуллы. Наоборот, Мулла сделался единоличным хозяином Сухаревки, вытеснив с него Гришуню навсегда.

И вот сейчас судьба свела в одном лагере Муллу и Гришуню Маленького, чтобы воскресить давние обиды…

– Разве Гришуню можно позабыть? – усмехнулся Заки. – Он не подрос, пока мы не виделись?

Беспалый покачал головой:

– Ты зря усмехаешься, Мулла, для тебя встреча с ним может закончиться очень печально. Интересно, а почему тогда Гришуня ушел с рынка?

Ведь он такой несговорчивый!

Мулла улыбнулся;

– Да испугался малец, что я могу оторвать ему ухо.

– Мулла, я очень боюсь, что ты не доживешь до завтрашнего утра. Во имя нашей прежней дружбы я прощаю тебе эту гору трупов. В память о нашей юности я предлагаю тебе помощь.

– Ты зря стараешься, Тимоша, – брезгливо процедил сквозь зубы Заки Зайдулла. – Я никогда не прибегал к помощи сук!

Беспалый пожал плечами.

– Что ж, каждый из нас сам выбирает себе судьбу. Считай, что я приходил к тебе попрощаться. Лейтенант! – Он повернулся к молоденькому офицеру, стоявшему за его спиной и поглядывавшему по сторонам цепким взглядом исподлобья. Зеки всегда опасались таких глаз: люди с таким взглядом часто палят просто со страху и могут открыть огонь только потому, что арестант сделал резкое движение.

– Слушаю, товарищ полковник!

– Как только закопаешь убитых, выгоняй немедленно всех зеков из барака! Нечего им здесь прохлаждаться! Мне очень интересно знать, чем же закончится вся эта комедия.

– Есть, товарищ полковник!

– Ну ладно, я пошел. Здесь мертвечиной воняет! Дверь за Беспалым затворилась.

Зеков похоронили в тот же день по-босяцки: вы рыли неглубокую могилу, потревожив ломами мерзлую землю, и положили мертвяков на дно. Вместо креста установили жердь, к которой прибили жестянку с нацарапанным на ней номером могилы. Мулла молча наблюдал за печальным ритуалом, а когда солдаты отошли, обратился к примолкшим зекам:

– Следующая очередь наша. Гришуню Маленького я знаю очень хорошо.

Этот не успокоится до тех пор, пока не вытрет о наши трупы подошвы своих сапог. У нас почти нет шанса выжить – их большинство! Но чтобы хотя бы умереть по-человечески, мы должны напасть первыми. Лично у меня есть нехорошее предчувствие, что все мы видимся в последний раз. Давайте, братва, простимся.

Завтра будет поздно.

Мулла никогда не отличался сентиментальностью, и произнесенные им слова произвели на воров сильнейшее впечатление. Задумались даже те, кто не верил в близкую смерть. Взгляды посуровели, словно воры увидели врата преисподней.

– Люди! – глухо продолжал Мулла. – Может, я обидел кого-нибудь из вас, так вы простите меня, грешного, если и было, то не по злобе… И давайте прощаться.

Первым, с кем попрощался Мулла, был Власик. Заки обнял парня за плечи и крепко прижал его к себе:

– Ну, будь!… Надеюсь, встретимся на том свете. Власик улыбнулся:

– Я тоже надеюсь, что еще увижу тебя в аду. Прощай, Мулла!

Следующим был Никифор.

– Прощай, друг, – Мулла прижался щекой к его щеке.

– Прощай, Заки. Мне бы очень хотелось вариться с тобой в одном котле! – пошутил Никифор и расхохотался.

– Только бы нам узнать там друг друга, Никифор! Темновато будет!

– Ничего, я тебя и в аду узнаю, Мулла. Такого породистого татарина, как ты, больше нигде не встретишь! А помнишь, как мы с тобой на пару бегали к Галке?

– Со Стромынки? – Мулла невольно улыбнулся, вспомнив любвеобильную Галку, которая отдавалась уличным кавалерам за три рубля. – Как же я могу такое позабыть? Она была моей первой девкой…

Потом Мулла подошел к Славе Горелому, взял его за плечи, встряхнул и произнес: