— С этим? — Бобров толкнул пальцем один из шприцев.

Тот покатился по столешнице и, сорвавшись с края, упал на пол к ногам Тимура.

— Нет. Это — акт.

— Акт? Какой акт?

— Акт моего прощания с прежней жизнью. Переходя на новую ступень, я решил сделать что-нибудь необычное. Что-нибудь такое, чего прежде никогда не делал, — Тимур хрустнул костяшками пальцев и резко вскинул голову, словно в эту секунду он принял наконец окончательное решение. — Это как очищение. Катарсис. Понимаешь?

— Е-мое! — Павел даже отшатнулся. — Ты точно еще не ширялся с утра? Такой пурги я в жизни не слышал. Ты меня даже децал пугаешь, Тима…

— Ладно, расслабься, — Тимур миролюбиво улыбнулся. — Я как-то не подумал, что подобные речи не для таких узколобых дебилов, как ты. Забудь. Считай, что я ничего не говорил.

Будто не замечая больше присутствия Павла, Тимур взял со стола серебряную ложку, зачерпнул ею немного содержимого из пакетика с белым порошком и, поднявшись, прошел к плите. Зажег ближайшую конфорку. Павел как завороженный следил за его действиями.

— Тима, я тебя предупреждал…

— Заткнись! — не оборачиваясь, оборвал его Тимур. — Всего один раз. Я только попробую, и все. Никакого привыкания не будет. Может, ты все-таки со мной?

— Нет. А ты, кстати, уверен, что правильно отмерил дозу?

— А чего ее отмерять? Чем больше доза, тем больше кайфа. И наоборот.

— Не знаю, не знаю, — Павел с сомнением покачал головой. — Я слышал, от передоза может случиться летальный исход.

— Вот я и полетаю, — Тимур неожиданно рассмеялся.

Он погасил плиту и вернулся обратно к столу. Сел. Бобров заметил, что теперь уже руки у приятеля совсем не дрожат. Тимур подхватил со стола оставшийся шприц и быстро набрал им из ложки образовавшуюся жидкую субстанцию. Получилось почти пять кубиков.

— Многовато, — настороженно заметил Павел.

— Поделиться? — Тимур улыбнулся.

Положив опустевшую ложку и полный шприц на стол, он взял в руки жгут.

— Помоги, — попросил он, но тут же презрительно скривил губы. — Хотя не надо. Сам справлюсь.

Помогая себе зубами, он стянул жгутом левую руку чуть выше локтя и завязал узел. На сгибе обозначились две большие пульсирующие вены. Тимур довольно осклабился и взял шприц. Павел не мешал ему: ничего не говорил и больше не останавливал.

— Знаешь, как проходят свадьбы у наркоманов? — спросил Тимур.

— Как?

— Тамада спрашивает: «Все в вену попали?» Гости отвечают: «Все!» — «Тогда горько!»

— Это анекдот?

— Анекдот. Вся жизнь анекдот, Паша. Потому мне и нужна новая. Ну, за тебя, брат!

Быстрым движением Тимур вогнал иглу в вену.

Вячеслав Всеволодович проводил Перегудова до дверей квартиры. Как только сыщик шагнул за порог, он захлопнул за ним входную дверь, с лязгом провернув замок.

Перегудов стремительно, перешагивая сразу через несколько ступенек, спустился вниз.

Лицо Елизарова отчетливо стояло у него перед глазами: заледенелый колющий взгляд, могучие руки с большими жилистыми ладонями, с силой сжимающие столешницу, отрывистая, не вполне адекватная речь…

Сомнений не остается. Это он. Все сходится.

Факты действительно один к одному складывались в отчетливую наглядную картину происшедшего. Вот Елизаров входит в подъезд, готовится… Его сдержанные движения, первый хладнокровный удар… Жертва падает замертво… Елизаров наносит еще несколько, теперь уже совершенно не нужных и бессмысленных ударов…

— Доказательства. И все-таки нужны доказательства, — вслух произнес следователь, пересекая детскую площадку перед домом.

Около шлагбаума, перекрывшего въезд во двор, его поджидала служебная «Волга».

Оставалось непонятным только одно. Как Елизарову всякий раз удавалось скрыться с места преступления незамеченным? И при этом не оставить практически никаких следов? Лерайский был убит в девятнадцать тридцать. В это время кто-то еще возвращается с работы домой, выходит в магазин… На улице, одним словом, довольно много людей. Старцев вообще был убит средь бела дня. Перегудов сел в машину, достал из кармана куртки трубку сотового телефона и позвонил в прокуратуру, где его должен был дожидаться стажер.