– Неужели ты промахнулась, Волчица? – выдохнул он.

– Моя сестра никогда не промахивается, запомни это, Рольван, – не оборачиваясь, произнес Гвейр.

– Твоя – кто?!

– Сестра. Если бы она решила так быстро тебя убить, ты был бы мертв.

– Так же, как твой лучший друг Торис? А, Гвейр? Как епископ, которого ты убил безоружного?!

– После того, что вы сделали с Игре по его приказу, ни один из вас не должен жить! О какой дружбе ты говоришь после этого?

Гвейр так и не обернулся, но Рольван отлично представлял себе его лицо. Ненависть, исказившая его, наверняка была лишь отражением ненависти на лице его сестры. Что до самого Рольвана, он еще не понял, не осознал услышанного до конца, лишь ощутил трещину в своей несгибаемой правоте и заспорил изо всех сил:

– Мы не делали с ней… того, что ты думаешь! Если она так тебе сказала, она лжет!

– Не делали, – согласился Гвейр. – Но лишь потому, что не разглядели в ней женщину. Я не прав?

Рольван подавился гневным ответом. Гвейр слишком хорошо знал обычаи дружинников и слишком хорошо знал своего друга Ториса, чтобы можно было с ним об этом спорить.

– Тогда убейте меня. Чего вы ждете?

– Решай, Игре, – снова сказал Гвейр.

Она сидела на полу, скрестив ноги – просто юная девушка со следами усталости на лице, с темными кругами под глазами, с прилипшими ко лбу завитками рыжих волос. Но даже сейчас в ней оставалось что-то от злобного колдовства той ночи на Валль. От волчицы. Бояться и надеяться было уже поздно, и Рольвана вдруг охватила хмельная бесшабашность, почти восторг. Он улыбнулся и понял, что улыбка вышла по-настоящему безумной:

– Давай, превратись и загрызи меня! Клыки тебе больше к лицу, чем мужское оружие!

Она вскочила и одним стремительным движением очутилась рядом. Как она подняла нож, Рольван не заметил, лишь ощутил острое лезвие у своего горла. Не удержавшись, зажмурился. Но удара не последовало, и он открыл глаза – еще раз увидеть этот опьяняющий звериный взгляд.

Игре больше не смотрела на него, она прислушивалась, отвернувшись к пролому в стене. Потом убрала нож и отступила назад.

– Они здесь.

Гвейр вскочил и уставился в ту же сторону. Лицо его казалось бледным пятном.

– Ты уверена?

– Я их чувствую. А они чувствуют меня.

Враз позабытый обоими Рольван скосил глаза, но у пролома ничего не было, не было ничего и по ту сторону – ничего, кроме ночи. Где-то в этой ночи остались тела его погибшего друга и слуги. Догадаются ли эти двое предать их земле? Он напрягся, пытаясь ослабить путы, но те держали крепко.

Девушка-волчица, как завороженная, шагнула к пролому. Гвейр схватил ее за плечи, удержал. Развернул к себе лицом.

– Не надо, Игре! Если ты погибнешь…

– Ты хочешь поспорить с богиней? – спросила она устало. – Мне велено прийти и увидеть. Я пришла. Думаешь, она потерпит, если я отступлю?

– Я тебя не пущу, – сказал он.

Но Игре высвободилась из его рук.

– Я должна, Гвейр. Верь мне.

– Верю, сестра, – вздохнул он. – Всегда верил и всегда буду верить.

Она пошла прочь, но у проема обернулась.

– Не ходи за мной, тебя я защитить не смогу. Здесь ты в безопасности. Жди и поддерживай огонь. А этого убей, если хочешь, мне все равно.

Она решительно подняла голову и ушла в пролом. Гвейр остался на месте, и видно было, как хочется ему броситься вслед, и как он сдерживает сам себя, и как разбирает его бессильная злость.

– Проклятие! – и он с силой ударил ногой кучку приготовленных для костра дров. Те покатились, одно из них попало в костер, рассыпав вокруг алые уголья. – Проклятие, проклятие!

– Кто там?

Гвейр взглянул удивленно – видимо, успел позабыть, что Рольван еще жив. Не ответил, принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся угли.

– Гвейр, я все еще привязан здесь, и ты не представляешь, как это злит. Убей меня, наконец, или развяжи. Чувствую себя бараном, которого начали резать и забыли.

– Ты это заслужил.

– Она действительно твоя сестра?

– Да.

– Значит, ты на самом деле дрейв?

– С чего ты взял? – Гвейр уселся перед огнем, лицом к пролому. Немедленно убивать Рольвана он не собирался, но хорошо это или плохо, тот не понять не мог. – Я не дрейв.

– У тебя нашли фигурки их богов.

– И что с того? У многих они есть. По-твоему, любой, кто молится старым богам – дрейв?

– Но ведь твоя сестра – дрейв!

Гвейр не ответил. Он опять смотрел в темноту, за которой исчезла его сестра.

– Да что там такое, Гвейр?

– Зло, – ответил тот. – Зло из другого мира. Призраки.

– Призраки? Что это значит?

Гвейр вздохнул. Рольван знал этого человека несколько лет, его самого или то, чем он хотел казаться, но все-таки – знал. И сейчас он увидел, что Гвейр отчаянно устал и полон беспокойства и что для ненависти у него уже просто не осталось сил. Это, конечно, не помешало бы ему прикончить Рольвана, спокойно и без лишних разговоров, тут же забыть о нем и вернуться к своим непонятным заботам. Но Гвейр решил ответить, быть может, только потому, что поленился вставать: