Саша слушала, царапала ногтем обложку книги, которую читала, сидя в кресле. Страдала от собственной мягкотелой невразумительности. Потому что и хамить неохота, и слушать все это тоже, мягко говоря, желания нет. И прорваться сквозь слезный напор Лады с каким-нибудь обтекаемым «все пройдет и желаю счастья» тоже нет никакой возможности. Даже маленькой щелочки нет в ее монологе, слова сыплются, как сухой горох из прорехи. Уже и обтекаемая фразочка до конца сформировалась и обкаталась, и сидит на кончике языка, а горох сыплется и сыплется. Да черт бы побрал эту мягкотелую невразумительность!

— …А я, Александра Борисовна, вчера зашла в магазин и вдруг увидела галстук, который к серому костюму Левы ужасно подходит… Я так давно именно такой галстук искала! И я его купила-таки, представляете? Вот, сижу сейчас, смотрю на этот галстук…

Лада на том конце трубки вздохнула слезно, прерывисто, и в образовавшуюся паузу-вздох сбросилась с языка в телефонную трубку заждавшаяся фразочка:

— Желаю тебе счастья в дальнейшем, Ладочка! — произнесла Саша, воспользовавшись паузой. — Ты обязательно будешь счастлива, и муж у тебя будет замечательный и достойный, всего тебе доброго и хорошего!

И пальцем быстрей — на кнопку отбоя. Не к месту, конечно, с прощальной фразой получилось, неказисто, да ничего, пусть. Иначе вообще из этого монолога не вырвешься. Знаем, проходили.

А с Левой, подумала она, — надо поговорить, чтобы не мудрил и от звонков не прятался. Не по-мужски это. Хотя — разве он послушает… Ему, наверное, так проще, уж больно перенасыщена по концентрации настойчивость Лады. А сын хамить не умеет, как и Саша. Да и чему удивляться, господи? Как говаривала покойная тетя Лида, свинья не родит бобра… Но ведь Лева сам виноват, сам породил ситуацию! Видел, с кем дело имеет!

И Марине Андриановне, дорогой начальнице, тоже зачем-то голову заморочил. Уже и Несмеяновной ее не назовешь, потому как улыбаться вдруг стала широко и приветливо, так, что неловко становится. И взгляд в ее сторону стал осторожно задумчивый. Сначала виноватый был и смущенный, а потом такой, будто ждущий чего. А чего, чего ждущий-то? Ответных приветливых улыбок? Мол, я до ужаса рада, что ты моим сыном так легко соблазнилась? А если эти приветы надеждами не оправдаются? Хотя, скорее всего, и впрямь не оправдаются. Как нынче молодежь говорит — если я с тобой переспал, то это не повод для знакомства. Ой, даже страшно подумать… интересно, есть у них отношения или так, звонками несерьезными перекидываются? Надо, надо с Левой поговорить, спросить в лоб, влезть вопросами в личную неприкосновенно мужскую жизнь. Понятно, что нельзя, но сам виноват, напросился! Ну вот где он, уже половина одиннадцатого? Надо звонить на мобильный, как маленькому, и спрашивать, когда домой придешь? Мамка волнуется, уснуть не может, измучилась. Смешно…

Хорошо, что звонить не пришлось, ключ зашуршал в замочной скважине.

Саша подскочила с дивана, книжку в сторону, провела ладонями по щекам. Да, строгость на лицо надо надеть, побольше строгости. И брови нахмурить, и ладони просунуть в кармашки домашних джинсов.

Так и вышла в прихожую — как нахохлившийся воробей. Лева переступал с ноги на ногу, стаскивая с ног мокасины. Взглянул удивленно:

— Ты чего такая, мам?

— Какая?

— Ну… Загадочно-сердитая. Случилось что? На меня пожаловалась классная руководительница? Я потерял дневник или сбежал с урока физкультуры?

— Мне не до шуток, Лёв. Разговор есть. Пойдем на кухню.

— А может, сначала поужинаем, а? На голодный желудок серьезные разговоры с мужчинами вести не принято.

— Это женам не принято, а матерям принято. Поэтому совместим твое насыщение с разговором, хорошо?

— Ладно, давай. А что у нас на ужин?

— Что на тарелку положу, то ужином и будет. Садись! Нет! Иди сначала руки помой! Почему надо напоминать, как маленькому?

— О… Я чувствую, разговор будет действительно серьезный. Давай, начинай, чего уж. А то любопытство больше голода разбирает.

— Да ну тебя… Хочешь, чтоб я обиделась, да? Я мать тебе или кто? Имею право хоть слово сказать?

— Мать, мать… Еще какая мать. Давай, озвучивай свою материнскую драму.

— Нет, ну почему сразу драму… Вовсе не драму. Я просто хотела спросить… Я, конечно, в твои дела не вмешиваюсь, но… В общем, что у тебя с Мариной?

— С Мариной? Это с какой Мариной? Кто это, мам?

— Лева! Ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю!

— Да знаю, знаю, не делай злые глаза. Кстати, надо будет позвонить ей завтра, давно не звонил… Тем более четыре пропущенных вызова в мобильнике числятся, а я пропустил. Нехорошо, однако. Невежливо.

— Я не знаю, Лёв, как насчет вежливости… Это уж твое дело. Но что нехорошо — это точно. Даже более чем. Она моя начальница, ты не забыл? Да как тебе вообще в голову пришло впутать меня в свою интрижку!

— Ладно, не буду ей завтра звонить.

— Ага, все шутишь, так и не понял ничего!.. Видимо, бесполезно с тобой разговаривать…

— Да понял я, мам, не сердись. Действительно, нехорошо получилось с твоей начальницей, согласен. Не сообразил… У мужиков почему-то сначала нахальство включается, а соображалка сбой дает. Да и не рассчитывал я, если честно, что она… Что все так лихо получится… Ладно, я поговорю с ней, сделаю, как в кино, чтобы картинка получилась выпуклая, с общими и крупными планами. Встретились, потом расстались, красивая точка, все дела. Тебя такой вариант устроит?