Шрифт:
– Мама, - прошептал молодой человек, нервно сглотнув.
Она подошла и поцеловала его в щеку, для чего ей пришлось встать на цыпочки. Она поправила ему черный галстук на рубашке и вытянула кончики пальцев, чтобы погладить то место, где раньше находился правый глаз. Юрген при этом прикосновении отпрянул и снова надел повязку.
– Ты должен сделать то, о чем просит тебя отец, - сказала она.
– Но как же...
– Ты должен сделать это, Юрген. Он будет гордиться тобой, если ты сможешь это сделать. И я тоже.
Брунхильда говорила довольно долго. Голос матери был нежным, Юрген даже не представлял, что он может быть таким, вызывая образы и чувства, которых он давно уже не испытывал. Он всегда был любимчиком матери. Она обращалась с ним по-другому, никогда ни в чем не отказывала. Юргену захотелось свернуться калачиком у нее на коленях, как в детстве, когда лето не кончалось.
– И когда?
– Завтра.
– Но завтра же восьмое ноября, мама. Я не могу...
– Ты можешь пойти туда завтра вечером. Твой отец хорошо изучил их распорядок. Пауля в это время никогда не бывает дома.
– Но у меня уже есть обязательства!
– Что-то более важное, чем семья, Юрген?
Брунхильда снова встала на цыпочки и дотронулась до его лица. На сей раз Юрген не отшатнулся.
– Думаю, что смогу это сделать, если поспешу.
– Вот и хорошо, золотой мой мальчик. Так вот, когда ты раздобудешь эти бумаги, - сказала она, понизив голос до шепота, - то сначала принеси их мне. И ничего не говори отцу.
37
Алиса смотрела из-за угла, как Манфред выходит из трамвая. Как и каждую неделю за последние два года, она стояла рядом со своим бывшим домом, надеясь увидеть брата. За всё это время она ни разу так страстно не желала подойти к нему, поговорить, в конце концов сдаться и вернуться домой. Она спрашивала себя, как поведет себя отец при ее появлении.
Я не могу этого сделать, в особенности в этой... ситуации. Это как дать ему решающую причину. Это как умереть.
Она следила взглядом за Манфредом, который превратился в стройного подростка - из-под кепки торчат непослушные волосы, руки в карманах, а под мышкой ноты.
"Уверена, что на рояле ты играешь всё так же плохо", - подумала Алиса с смесью раздражения и тоски.
Манфред шел по тротуару и, не доходя до дома, остановился перед кондитерской. Алиса улыбнулась. Впервые она это увидела два года назад, когда случайно обнаружила, что по четвергам брат возвращается с уроков фортепиано на общественном транспорте вместо отцовского мерседеса с шофером, который в это время был занят. Полчаса спустя Алиса вошла в кондитерскую и сунула продавщице деньги, чтобы та на следующей неделе вложила в пакет с конфетами для Манфреда записку. В спешке нацарапанная на оберточной бумаге записка гласила:
"Это я. Приходи каждый четверг, я буду тебе писать. Всегда спрашивай Ингрид и отдавай ей ответ.
Любящая тебя
А".
Все семь дней она ожидала в нетерпении, опасаясь, что брат не захочет ответить или разозлился на нее за то, что она ушла, не попрощавшись. Однако ответ был типичным для Манфреда. Он начал с изящного анекдота про швейцарцев и итальянцев, а закончил рассказом о школе и о том времени, когда он не получал от нее известий, словно они расстались десять минут назад. Хотя новости от брата сделали ее счастливой, одна фраза, последняя, подтвердила ее худшие страхи:
"Папа продолжает тебя искать".
Она выбежала из кондитерской, боясь, что кто-нибудь может ее узнать. Несмотря на опасность, Алиса возвращалась каждую неделю, но всегда натягивая шляпку до бровей и надевая пальто или шаль, скрывавшие фигуру. Она никогда не поднимала взгляд в сторону окон отцовской квартиры, потому что он мог выглянуть и узнать ее. Каждую неделю, как бы ни были ужасны ее собственные обстоятельства, она погружалась в будничные события, маленькие победы и большие поражения в жизни брата. Когда в двенадцать лет он получил медаль по легкой атлетике, она плакала от радости. Когда мальчишки избили его во дворе школы, назвав "грязным жидом", она пылала от ярости. Какой бы тонкой ни была эта нить, эти письма связывали ее с воспоминаниями о счастливом прошлом.
В тот четверг, восьмого ноября, Алиса прождала чуть меньше обыкновенного, поскольку боялась, что если проведет на Принцрегентплатц больше времени, ее душой овладеют сомнения, и она выберет самое простое и самое ошибочное решение. Она вошла в кондитерскую, как обычно попросила пакет мятных леденцов и как обычно заплатила за них тройную цену. Она всегда ожидала, пока не подойдет трамвай, но в этот день тут же нащупала завернутую в целлофан записку и незаметно ее развернула. Там было всего три слова, но их оказалось достаточно, чтобы ее руки задрожали.