Стоит другая у окна…

Но вот покончил ты с нуждой:

Тогда приходит вкус шестой.

То жирный вкус: его дадут

Лишь возраст и упорный труд —

Житейский опыт дружит с нами:

Приходит счастье с сединами.

И если в доме нет богатства,

То есть достаток: вина, яства,

Ну, словом, всяческая снедь…

Приятно в тихий час сидеть

И думать: вот он — отдых мой…

Тогда приходит вкус седьмой:

Вкус вяжущий. Свести знакомство

С ним можно лишь подняв потомство.

Так повелось уже на свете —

Под старость нас печалят дети;

Бывают их дела постыдны,

Отцу и матери обидны,

Когда они выходят в свет,

Презрев родительский совет,

И, выбор сделав кое-как,

Вступают в нежеланный брак,

Гневя родителей сердца, —

Здесь новым страхам нет конца:

Ведь боль от неудач детей

Родителям еще лютей…

Приходит вкус восьмой на смену:

То затхлый вкус — преддверье к тлену.

Вконец состарилась чета:

Их мощь годами отнята,

Нет сил, что были до сих пор,

Притуплен слух и гаснет взор,

Слабеет ум, гнетет недуг

И память исчезает вдруг.

Круженье в мыслях, дрожь в руках,

Терзает кашель, мучит страх.

Все хуже каждый год — и вот

Девятый вкус конец несет…

Весьма соленый вкус, поверьте:

Спешит болезнь, предвестник смерти.

Чем больше трудятся врачи,

Тем дольше свой недуг влачи…

Вот так и мучится больной,

Пока не кончит путь земной

И смерть к нему не прилетит

И все страданья прекратит…

Тогда оставшийся супруг

Всю боль тоски познает вдруг,

Как в мире стал он одинок,

Для всех чужой, от всех далек:

Ведь на земле нет ничего,

Что утешало бы его:

Лишь на наследство метят дети…

Так доживать ему на свете,

Пока, и дряхлый и больной,

Он не отбудет в мир иной,

Где кущи райские нас ждут:

Ему вкусить блаженство тут

В покое вечном и тиши

Ганс Сакс желает от души.

178

Жил во Флоренции когда-то

В усадьбе рыцарь небогатый.

В часы досуга часто он

Бывал охотой увлечен.

Однажды как-то на охоте

Он журавля убил в полете

И отдал повару приказ:

«Зажарь-ка к ужину для нас!»

Собрались гости вечерком…

В стряпне прослывший мастаком,

Потрафил повар, и жаркое

Он изготовил им такое,

Что вмиг из кухни аромат

Распространился даже в сад.

А к повару меж тем как раз

Кума наведалась на час

И просит, кушанье хваля,

Ей ножку дать от журавля.

А он в ответ: «Хозяин мой

Во гневе человек крутой,

Возьмет да выгонит к чертям!

Ступай! Я ничего не дам!»

Тогда она: «Ну погоди ж!

И от меня получишь шиш!»

Струхнул тут повар и скорей

Взял да и отдал ножку ей.

Вот подано к столу жаркое…

Хозяин взрезал: «Что такое?

Здесь недохват одной ноги.

Позвать мерзавца! Ну-с, не лги,

А прямо говори, пострел,

Куда вторую ногу дел?»

Что делать? Повар уличен.

Потупив взор, бормочет он:

«Спокон веков была, ей-ей,

Одна нога у журавлей!»

Тут рыцарь в гневе заорал:

«Что? Журавлей я не видал?»

А повар: «Богом я клянусь

И даже доказать берусь!»

«Добро! — решает рыцарь. — Нам

Ты все докажешь завтра сам,

А нет, тогда тебя, мой друг,

Я на ближайший вздерну сук!»

Не спал наш повар в эту ночь…

Куда уж тут? Уснуть невмочь!

А утром оба в путь пустились

Туда, где журавли водились.

И видят вдруг средь камышей

В воде двенадцать журавлей,

Все на одной ноге стоят…

Был повар уж куда как рад

И прошептал: «Теперь вам ясно?»

Но радовался он напрасно:

Хозяин быстрыми шагами

К ним подошел, взмахнул руками,