Если женщины одеваются не по «моральным канонам», то их могут обвинить в том, что они рекламируют свою сексуальную доступность, одеты как потаскухи. Если женщины одеваются не как стриптизерши, то им скажут, что они совсем не следят за собой или стали неженственными, мужеподобными. Если кто-то крепко выражается, то сразу напоминают о должном поведении хрупких девушек. Если девушки вскрикивают на гинекологическом кресле, то их считают истеричками. Если женщина стремится преуспеть в своей профессии, то она – карьеристка, если она профессионально не растет, то тупица, клуша, плохой работник и т. п.

Такие капканы двойных стандартов расставлены по всему полю жизни женщины в социуме. Она виновата в любом случае, испытывает давление со всех сторон.

Экономическая необходимость, ограничение рамками расовых и/или половых гетто на рынках труда, сексуальные оскорбления, дискриминация по признаку пола; давление, требующее соответствовать ожиданиям и суждениям о женщинах, женах и матерях; зависимость (полная или частичная) от мужей, родителей или государства; преданность политическим идеям; преданность расовым, этническим или другим «меньшинствам»; требования самоуважения и ответственности перед другими – все эти факторы существуют в напряженном и сложном взаимодействии друг с другом, наказывая за каждую из, казалось бы, доступных возможностей.

Опыт угнетенных людей свидетельствует о том, что вся их жизнь ограничена и сформирована силами и барьерами, которые неизбежны и связаны друг с другом таким образом, что загоняют человека внутрь установленных рамок и наказывают за любое движение. Это опыт жизни в клетке с шипами внутрь: каждое движение в любом направлении причиняет боль, всякое направление блокировано.

Угнетение трудно увидеть и узнать, потому что можно смотреть на отдельные элементы властной угнетающей структуры и не увидеть всю систему в целом, не понять, что женщины заключены в клетку (особенно когда клетке приписаны свойства «заповедника», «защиты от опасностей мира», «семейного очага»), что их движения и мобильность ограничены, что их жизнь протекает под вечным прессом «двойных стандартов», сексистских стереотипов и сознательно умаляемого социального статуса.

Патриархат – это такой общественный строй, который пронизан властными отношениями, отношениями господства и подчинения. При этом женщина находится в рабстве у мужчины, а вернее – у патриархата в целом. Даже занимая верхнюю ступеньку властной иерархии, женщина оказывается в зависимости от принципов патриархата, лежащих в основе всего общества. Все властные структуры являются отчужденными мужскими ценностями, андракси: рацио, сила, насилие, иерархия, власть. На этих основаниях построено патриархатное общество, и женщина, таким образом, испытывает двойной гнет: гнет отчужденных структур, во-первых, и, во-вторых, отчужденных от чуждых ей мужских качеств и ценностей. Отчуждение из всех людей делает рабов, убивая в них всё человеческое. Чувства, эмоции, радость от отношений приносятся в жертву отчужденному от человека обществу, его безжизненным, мертвым структурам, таким как государственный аппарат и вся бюрократия.

Мы – чужие на этом «пирровом» пире. Мужчины проиграли битву за человека. Человеческое общество они выстроили. Но в битве с природой они потеряли столько сил, что впору считать это проигрышем. О чем ясно свидетельствует кризис фаллогоцентрической цивилизации. В этой цивилизации будто и нет человека – в схватке за человека его же и убили. Вместо отношений между действующими, думающими, страдающими субъектами в построенном патриархатом мире господствуют отношения между субъектом и объектом, объектом и вещью. Первой вещью, играющей главную роль в отношениях между мужчинами, была и остается (пусть имплицитно) женщина. Общество было построено и продолжает фундироваться на обмене женщинами: этот обмен в «цивилизованном» обществе оформлен в такие отношения, как брачный союз (династический, ради приданого и т. п.). И кризис общества выражается также в кризисе института основанной на патриархальных традициях семьи, когда идет замена традиционной семьи на новые ее формы («гражданский» и «гостевой» брак, лесби– и гей-семьи, отказ от создания семьи, полиамурный брак, «лоскутные» семьи, и т. д.), идет отказ от жестких гендерных ролей.

Женщины восстают против положения вещи, когда на них смотрят как на объект, на предмет обмена, когда их используют как родильные машины или прислугу без права голоса. А если они не выполняют предназначенные им роли, то от них стремятся избавиться.

Отношение к женщинам, занимающимся проституцией, наиболее показательно. В обществе при патриархате семья является аккумулятором материальных ценностей. Чувства, желания, удовольствия в них не входят – наоборот, они представляют угрозу материальному благосостоянию. Следовательно общество налагает на них запрет. Любовь, не освященная браком, греховна. Женщины в проституции расплачиваются за двойной проступок мужчины: они склоняют его ко греху, к проявлению его чувственности в ущерб материальным ценностям, отворачивают его от семьи и обнажают его слабости. К таким женщинам относятся как к использованной вещи, которая была свидетелем и причиной грехопадения. Их убивают каждый день, и никто не думает об этом как о какой-то экстремальной ситуации. Когда мужчина убивает секс-рабыню, он чувствует себя добродетельным. Он избавляет мир от греха. Эти женщины наиболее доступны для фемицида. При этом убивают не только секс-работниц. По реконструированным статистическим данным, в России каждые сорок минут погибает женщина от рук близкого мужчины: мужа, сожителя, отца, друга. Домашнее насилие – это тот же фемицид, основанный на убеждении, что женщина не такой же человек, как мужчина, что она не совсем человек или даже недочеловек. По отношению к женщинам в проституции видно, что они испытывают особую степень дегуманизации. Да, у всех женщин есть опыт, когда их воспринимают как объекты, обращаются с ними как с объектами, с недочеловеками. Но с женщинами в проституции обращаются как с особой категорией объектов, которые можно и нужно уничтожать.

Проституция порождается мужским доминированием, а не природой женщин. Мужское доминирование означает, что общество создает необходимое количество секс-рабынь, не гнушаясь никакими средствами. Господам это необходимо в первую очередь для того, чтобы самоутвердиться, чтобы всегда был ясен баланс: мужчина – верх, женщина – низ. И в то же время, мужчины остаются стандартом Человека. С женщинами они поступают бесчеловечно, относясь к ним как к объектам, а сами в обществе мужского доминирования считаются мерилом человечности. Женщинам не следует стремиться к равенству с такими людьми, с мужчинами, не следует равняться на них, потому что это означает также использовать других людей – только ради того, чтобы подчеркнуть собственную значимость или утвердить собственную идентичность. На смену патрирхатным ценностям должны прийти новые, культивируемые внутри женского мира. И только в этом случае человек имеет шанс выжить и остаться человеком, а не «царем природы», объективирующим всё вокруг себя. Но в эту метафору «человек» необходимо включить и женщин, и в первую очередь женщин. Феминизм требует осознания человеческих качеств, которые должны быть включены в понятие «человек», а не тех качеств, которые характеризуют реальное поведение мужчин сейчас.

Сейчас мы все живем в обществах мужского доминирования, где одна группа людей поддерживает власть над другой группой людей. И такому мужскому доминированию должен прийти конец, его недостаточно просто реформировать, сделать приятнее, или сделать поприятнее только для некоторых женщин. Если в обществах повсеместно существует проституция, ранние браки, похищение невест, домашнее насилие, значит, это не частные случаи, а принципиальное отношение к женщине как таковой, когда женщина рассматривается как объект, как вещь, товар. Мужчины делают женщин культурно невидимыми, они используют власть этого общества, чтобы возвести стену молчания вокруг тех, кому больно, вокруг женщин, которых используют.