Стараясь держать себя в руках, Джеймс проговорил:

– Кобыла заслуживает того, чтобы ей дали шанс. Ее еще можно вылечить. – Он мысленно проклинал головоломку, которая с каждым найденным ключом становилась все более запутанной. А последствия – если он не успеет ее разгадать вовремя – представлялись все более жуткими. – Чаннинг говорит, она еще может послужить племенной кобылой, ведь экстерьер у нее отличный. Прежде чем списывать ее со счетов, стоило бы дать себе труд все хорошенько взвесить.

– А ты, как всегда, готов первым подобрать то, что мне не нужно, – бросил в ответ Камерон, схватив черную кобылу под уздцы.

Но Джеймс не торопился отпускать вожжи. Камерон же терял самообладание, судя по красным пятнам, появившимся у него на скулах, и Маккензи не без удовлетворения отметил этот факт. Он продолжал смотреть в лицо бывшему другу, лихорадочно обдумывая следующий шаг.

– Предлагаю тебе сделку, – сказал он наконец. – Я отдаю тебе кобылу, а ты ответишь на кое-какие мои вопросы. – Джеймс отпустил поводья. – Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем вечере и о женщине, с которой я был в «Синем гусаке».

– О какой женщине речь? – Смахнув сено с рубашки, Камерон погладил кобылу по носу. – О подавальщице Элси Далримпл? – Он хищно ухмыльнулся, обнаружив ровные белые зубы. – Или о прелестной миссис Маккензи?

Джеймс замер в напряжении. Хотя тень старшего брата, неотступно следовавшего за ним с момента пробуждения, несказанно ему досаждала, сейчас он испытал к Уильяму нечто сродни благодарности и даже был рад, что старший брат рядом и что он – на его стороне. Покосившись на Уильяма, Джеймс жестом дал понять, что время действовать пока не настало – сейчас надо было получить ответы. Сломав же длинный аристократичный нос Камерона, он не приблизился бы к цели.

– Ты знаешь, как ее зовут? – спросил Джеймс.

Камерон прищурился – солнце из открытой двери конюшни било ему в глаза.

– Не могу представить, зачем тебе это. – Он уже собрался увести кобылу в стойло, но вдруг замер, наморщив лоб. – Разве что у тебя случился провал в памяти. Не думал, что ты был настолько пьян, Маккензи. Видит Бог, я выпил вчера не меньше твоего. – Рот Камерона растянулся в зубастой улыбке, в которой не было и намека на дружелюбие. – Что ж, если так, то дело принимает весьма любопытный оборот…

Джеймс терпел, не замечая оскорблений.

– Церемония была настоящей?

– Ну, это как сказать… Женщина была вполне настоящей, и слова ты тоже говорил настоящие.

– Отвечай на вопрос, – теряя терпение, процедил Джеймс. – А не то я передумаю и навещу твоего отца. Знаешь, какой вопрос я сразу же ему задам? Спрошу, как поживает та прелестница, с которой ты только что развлекался.

Камерон в ответ от души расхохотался.

– Угрожая мне, ты ничего не добьешься, сам об этом прекрасно знаешь. Но я все же отвечу на твой вопрос. Нет, церемония не была легитимной. Мы все просто валяли дурака. Ты и твоя невеста не ставили свои подписи в журнале регистрации. И вы не обменивались кольцами. Конечно, я тебя, мягко говоря, недолюбливаю, но даже я не опустился бы до того, чтобы женить тебя без твоего согласия.

– Тебе прекрасно известно, что в Шотландии для признания брака законным не нужны ни подписи, ни обмен кольцами, – резонно заметил Джеймс. – Достаточно лишь наличие свидетеля и последующая консуммация брака или совместное проживание.

Камерон помрачнел. Ему явно не понравилось, что его поучают.

– Я уже, кажется, сказал тебе, что меня нельзя считать твоим свидетелем. Я ведь с самого начала знал, что вся церемония всего лишь фарс. Тебе не о чем беспокоиться, Маккензи.

Джеймс вздохнул с облегчением. Его профессиональный успех зависел от умения разбираться в людях, а также от умения вскрыть все касающиеся дела факты. И сейчас интуиция подсказывала ему, что Дэвид Камерон говорил правду. Но правда и исчерпывающее объяснение не одно и то же.

– Зачем ты принял участие в этом, как ты выражаешься, фарсе, если так меня ненавидишь?

– Я делал это не ради тебя, – тут же ответил Камерон. – Я делал это ради нее.

Насколько помнилось Джеймсу, в тот вечер в «Синем гусаке» были только две женщины.

– Ты делал это ради Элси Далримпл?

– Я делал это ради Джорджетт.

– Джорджетт?.. – переспросил Джеймс, чувствуя себя идиотом. Это имя ему ни о чем не говорило.

– Ради леди Торолд, – пояснил Камерон. – До сих пор не могу поверить, что столь породистая леди заинтересовалась именно тобой, хотя я тоже был там.

Земля, казалось, покачнулась под Джеймсом, и что-то странно екнуло в груди. Джорджетт Торолд! Имя соответствовало инициалам на корсете. И теперь чудный образ, что так прочно засел у него в голове, получил имя. Теперь он знал, как ее зовут. И Дэвид Камерон тоже это знал.

– Она сама тебе сказала, что она леди? – спросил Джеймс, попытавшись выдавить смешок. Впрочем, чем больше он узнавал, тем меньше забавного находил во всей этой истории. Ведь леди дорожат репутацией и не пьют эль из кружек незнакомцев. И уж конечно, не сидят в трактирах на коленях у мужчин и не смеются во все горло. А также не выходят замуж за кого попало, если церемония бракосочетания не более чем дурно поставленный спектакль.