Водитель вышел из машины, переговорил о чем-то с охраной, отдал им какую-то бумагу, вернулся и сказал Андрею:

— Можете пройти.

Охранники с интересом оглядели необычного посетителя и посторонились, пропуская его внутрь Кремля.

— Мне куда? — спросил Андрей несколько растерянно.

— Идите прямо. Вас встретят, — ответил охранник и отвернулся.

Андрей двинулся по пешеходной дорожке. У парадного подъезда здания, мимо которого надо было пройти, стоял высокий мужчина в черном костюме, при галстуке, с воткнутым в ухо наушником — проводок скрывался за воротничком рубахи. Он пристально посмотрел на Андрея и сказал, будто угадывая:

— Господин Назаров? Следуйте за мной.

Андрей скептически улыбнулся. От ворот по каменным плитам дорожки он шел один, все время находясь на виду, поэтому определить, кто подходит к зданию, не составляло труда.

Открылась дверь. Они прошли по парадным ступеням и оказались у поста, на котором службу несли два офицера.

Такой же высокий сопровождающий, в таком же, как и у первого, черном костюме, провел Андрея по длинному сводчатому коридору по мягкой, заглушающей шум шагов ковровой дорожке. Подошли к высокой двери с большой золоченой ручкой, но без каких-либо табличек. Сопровождающий чуть приотстал и, пропустив Андрея вперед, открыл перед ним дверь. Легким движением руки показал:

— Вам сюда.

За открывшейся дверью Андрей ожидал увидеть тот самый кабинет, который так часто показывает телевидение, когда к президенту на доклад являются высшие государственные чиновники. Но он попал в приемную. Высоченный потолок. Стены, обшитые деревянными панелями. Высокие остекленные книжные шкафы вдоль стен. Из-за высокого стола, занятого компьютером и телефонами, легко поднялся и вышел навстречу Андрею полковник Краснов в элегантном костюме, при галстуке и в узких модных очках, стоящих хрен знает каких денег. Не подавая руки, не улыбнувшись, сказал:

— Президент вас ждет.

Можно, конечно, было этого и не говорить. Андрей знал, куда идет, кто его пригласил, значит, будет ждать, но церемониал демонстрации государственной власти имеет вековую историю. Предупреждение «Президент вас ждет» должно возбуждать у человека уже, по идее, и без того взволнованного, дополнительный душевный трепет, дополнительную нервную напряженность.

Андрей растерянно огляделся.

— Хочу вас предупредить о правилах протокола, — Краснов счел необходимым проинструктировать гостя. — С вами выразил желание побеседовать Президент России. Вы должны в полной мере оценить важность такого события для вашей жизни.

Андрей с интересом смотрел на деятеля, который, будто не понимая, что говорит банальные истины, вещал их с серьезностью профессора, объяснявшего студенту теорию относительности. Смотрел, и никак не мог понять, откуда что берется в человеке. Ну, вознесли обстоятельства, удалось взгромоздиться на высокий стул за Кремлевской стеной, или в Белом доме, или в министерском кабинете, и что, сразу воспарять над людьми и жизнью? Неужели нельзя говорить, не надувая щек, не произнося простых слов с пафосом патриарха, читающего проповедь? Тем более что, уходя от трона или сваливаясь с его подножия, любой высокопоставленный чиновник возвращается в первобытное состояние простого гражданина.

Великий партийный и советский вождь, стремившийся сделать Москву образцовым коммунистическим городом, Виктор Гришин, человек, наделенный безграничной властью над москвичами, имевший право единолично решать, что в городе хорошо, что плохо, единолично определявший, что должно нравиться людям, а что не должно, после освобождения от должности умер в конторе собеса, куда пришел хлопотать о пенсии.

Умер от унижения и стресса, оказавшись в очереди за пособием, в очереди, о существовании которой, конечно же, слыхал, но о том, насколько она унизительна, не задумывался.

Умер потому, что, обладая огромной властью, никогда по-настоящему не интересовался судьбами отдельных людей, их бесправием и беззащитностью перед чиновниками, которые сидят в своих кабинетах, уверенные в том, что служат интересам народа.

Стала ли смерть поверженного титана хоть одному чиновнику напоминанием о бренности его тщеславного духа и несовершенного тела? Исправило ли хоть одного бюрократа? Едва ли.

— У вас не должно быть с собой фотоаппарата, видеокамеры, мобильного телефона, диктофона, — голосом оракула продолжал вещать Краснов. — Это охрана должна была специально проверить. Войдя, представьтесь. Назовите громко фамилию, имя, отчество. Это обязательно по протоколу.

— Ботинки снять?

— Не язвите, Назаров.

— Нет, я это от желания не ошибиться.

— Хорошо, пошли, я вас провожу.

Андрей заложил руки за спину, но остался на месте.

— Чего вы ждете?

— Команды вперед. И предупреждения: шаг вправо, шаг влево…

Наверное, полковник с удовольствием влепил бы фразу с облегчающим душу матом, но он лишь вздохнул:

— Идите…

Дверь кабинета открылась, и Андрей вошел внутрь. Остановился на пороге.

— Прошу прощения, если задержался. Затянулся инструктаж. Я не слишком прилежный ученик, и мне пришлось объяснять по два раза, что можно делать в присутствии президента, чего нельзя, о чем можно говорить, о чем не стоит…