Словно не замечая оружия в руках двоих полицейских, Мартынов пружинисто прошелся по кабинету и сел в глубокое кресло для посетителей. Вольготно забросил ногу на ногу. Повесил шляпу на подлокотник. Ни Бондаренко, ни даже Пороховицкий с его богатым оперативным опытом от удивления не в силах были произнести ни единого слова. Впрочем, Мартынов в этом и не нуждался. Он заговорил сам.

– Я думаю, мне нет нужды представляться вам, господа. Моя персона вам хорошо известна. Зато вас наверняка мучает вопрос, зачем я здесь. Вы ведь никак не ожидали от меня столь дерзкого поступка? Или вы решили, будто Мартынов сошел с ума? А может, решил покаяться? А?

– Ну, признаться… – с трудом выдавил Пороховицкий.

Мартынов не дал ему договорить.

– Нет, нет и нет, – отчеканил он. – Готов поспорить, что любое ваше пусть даже и самое смелое предположение окажется ложным. Я не стану вас мучить и охотно удовлетворю ваше любопытство, господа. Я здесь с единственной целью: забрать Капитолину Вайсман. Вы ее отпускаете по моей просьбе, и мы вместе с ней покидаем это во всех отношениях приятное заведение.

– Наглец! – снова выдохнул Бондаренко и, словно очнувшись от сна, решительно шагнул в направлении сидящего Мартынова, держа револьвер на вытянутой руке. – Встать!

– Григорий Степанович… – негромко окликнул ретивого подчиненного Пороховицкий.

Мартынов рассмеялся. Дуло револьвера смотрело точно ему в лоб, и Арсений отодвинул его небрежным движением левой руки. Бондаренко растерялся.

– Вижу, Петр Лазаревич, вы понимаете меня гораздо лучше, чем этот господин, – отсмеявшись, продолжил Мартынов. – То есть в отличие от него вы не считаете меня сумасшедшим. Разумеется, я не стал бы вести себя так нагло, если бы у меня ничего не было бы припрятано в рукаве.

– И что же это, позвольте полюбопытствовать? – Обер-полицмейстер нервно разгладил свои закрученные на прусский манер усы.

– У вас есть бинокль? – спросил Мартынов, не меняя в кресле положения тела. – Или подзорная труба?

Вместо ответа Пороховицкий быстрым шагом прошел к своему столу и достал из верхнего ящика компактную подзорную трубу.

– Прекрасно. – Мартынов широко улыбнулся. – А теперь будьте любезны, посмотрите через нее в окно. Господин Бондаренко пока подержит меня на прицеле. Потом можете дать посмотреть и ему.

– И куда именно я должен смотреть? – Руки полковника слегка подрагивали против его собственной воли.

Бондаренко удивленно переводил взгляд с обер-полицмейстера на налетчика и обратно.

– Обратите внимание на крышу старого полуразрушенного Кафедрального собора, – посоветовал Пороховицкому Мартынов. – Это, насколько вам известно, всего в трех милях отсюда, и из вашего окна открывается прекрасный вид на собор.

Пороховицкий сдвинул гардины в сторону и поднес к лицу узкий конец подзорной трубы.

– Смотрите внимательно, – комментировал меж тем Мартынов. – Полагаю, вы уже видите на крыше пятерых связанных людей. И, думаю, от вашего бдительного ока, господин обер-полицмейстер, не укрылся тот факт, что все они одеты в форму жандармов. Это не обман зрения. И не маскарад. Эти люди действительно жандармы. И они находятся сейчас под прицелом моих людей.

Пороховицкий опустил трубу. Лицо его было бледным, как у привидения. Нижняя губа полковника заметно подрагивала. Он резко обернулся к Мартынову. Дерзкий налетчик все так же спокойно восседал в кресле, закинув ногу на ногу. И широко улыбался при этом.

В комнате повисла напряженная тишина, которую первым нарушил Бондаренко. С искаженным гримасой гнева лицом и с угрожающе выставленным перед собой оружием, Григорий Степанович, забыв все приличия и правила субординации, решительно кинулся на Мартынова.

– Убью, сволочь!

Пороховицкий быстро загородил подчиненному дорогу и перехватил его за запястье правой руки.

– Успокойтесь, Григорий Степанович!

– Он издевается над нами, ваше благородие! Я…

– Сказано вам, успокойтесь!

– Пристрелить его, ирода, и делу конец! – не унимался Бондаренко.

Пороховицкий едва ли не силой вырвал оружие из рук пристава, а затем легонько толкнул его в грудь. Тяжело дыша, Бондаренко вынужден был отступить, но взгляды, бросаемые им на Мартынова, по-прежнему не предвещали ничего хорошего. Арсений остался невозмутим. Он ждал.

Обер-полицмейстер повернул к нему голову.

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, милейший, какой вызов вы нам сейчас бросаете? – сдерживая бушевавшие эмоции, прошипел Петр Лазаревич.