Мекшун Евгения
Шрифт:
– За тебя заступались.
Малинка удивлённо захлопала глазами:
– Зачем?
– Ты долго не приходила, – начала оправдываться Бэлла.
– И мы решили, что тебя наказали, – подхватил Андрей. – Из-за меня.
– Так время сейчас такое, – засмеялась подружка. – Урожай ведь собираем. До первых заморозков и снопы навязать надо, и овощи с фруктами заготовить. Братья в поле с папой ушли, а я с Лилечкой около мамы осталась. В городе, поди, о таких заботах не знают совсем, – гордо заявила Малинка.
– Почему? Я бабушке в деревне тоже картошку садить помогаю, – возмутился мальчик.
– И я, – поддакнула Бэлла.
– Вот и славно, – похвалила друзей Малинка и перевела взгляд на обережки. – Нашёл-таки воробушка.
– Нашёл, – пригладил Андрей как всегда взлохмаченные пёрышки. – И имя нашёл. Храбрый!
– Хорошее имя, – одобрила девочка. – Вы идите, погуляйте пока, а мне с Бэллочкой потолковать надо, – Малинка взяла подругу по локоть и повела к соснам. – Ну-ка скажи, каким цветом пахнет шишка?
– Какая шишка?
– Обыкновенная. Какая на дереве тут растёт, – Бэлла машинально посмотрела на сосну, но Малинка её одёрнула: – Не подглядывай.
– А разве у запаха есть цвет?
– Есть, конечно! Кабы не было, я б тебя не спрашивала.
– Тогда…, – замялась Бэлла, – коричневый, наверное.
– И вовсе не коричневый. Это цвет орешков коричневый, а пахнет он по-другому.
Бэлла страдальчески насупила брови. Она никак не могла понять, чего от неё хочет Малинка, и выглядеть дурочкой было очень неприятно. Девочка с завистью косилась на Андрея, резвившегося со своим обережком. Мальчик потешно выставлял руки в стороны, делал взмахи и подпрыгивал, в надежде взлететь за птицей.
– О чём задумалась? – проследила её взгляд Малинка.
– Я? О запахе, – спохватилась Бэлла. – Вспоминаю, какой он.
– Эх! Да ведь не о том ты думаешь. Ты белочку свою представлять должна.
– Хвостика?
– Его, конечно. Кто шишку сейчас лущит? Он или ты? – Малинка потрясла рукой, указывая куда-то на верхушку сосны. Но зверёк то ли забрался слишком высоко для человеческого глаза, то ли прятался за густыми хвойными лапками, потому что Бэлла, как ни старалась, найти его не могла. – Ну, видишь? – откинулась на смолистый ствол Малинка.
– Нет, – тщетно жмурилась на закатные лучи солнца подруга. – Далеко.
– Не так ты смотришь, белочка, – вздохнула Малинка. – Сердцем нужно глядеть, не глазами, – и положила тёплую ладошку ей на грудь. – Папа говорит, если сердце сильное, оно больше, чем глаза увидит. Ты просто закрой их и смотри.
Бэлла послушно сомкнула веки и оказалась в темноте. Пытаясь представить перед собой обережек, она напрягалась, морщила лоб и даже вскинула вверх голову, отчего едва не потеряла равновесие и не упала.
– Неужто видеть разучилась? – удержала её Малинка. – Стараешься, будто слепая. Смотри как обычно, понимаешь?
Бэлла не понимала, но всё равно кивнула. Не открывая глаз, она постояла ещё немного, но ситуация не изменилась. Зрения не было: ни сердечного, ни обычного, никакого. От досады девочка решила бросить эту затею, но чтобы не разочаровывать Малинку она скажет, что получилось. Только какой цвет у запаха шишки? Какой ей назвать? Бэлла углубилась в размышления. Спокойно и сосредоточенно она плыла от одной мысли к другой. Ей вспомнились липкие кедровые чешуйки, за которыми сидели орешки со сладкими зёрнами; морозный запах новогодней ёлки, щекочущий нёбо, если сделать глубокий вдох; и ярко-зелёный, точно светящийся изнутри, цвет молодых веточек кипариса, что растёт в глиняном горшочке у мамы на подоконнике. Бэлла думала, а память послушно разворачивала перед ней красочные живые картины. И тут внезапно возник образ Хвостика, сжимающего неподатливую сосновую шишку. Зверёк, ощущая чьё-то незримое присутствие, беспокойно вертелся и менял позу. Он крепко обнял свой древесный трофей, прижавшись к нему мордочкой, и в нос девочке тотчас ударили пары терпкого запаха, настолько сильного, что Бэлле показалось, будто ей забивают горло горячим песком. Она закашлялась и открыла глаза:
– Он жёлтый. Цвет запаха у шишки. Жёлтый, как песок.
– То-то же, – по-учительски подняла палец Малинка.
Имя
Так начались занятия в обществе хранителей оберегов. Как дети и договаривались, Малинка обучала тайным премудростям Бэллу, которая позже посвящала в них Андрея. Поначалу Бэлла переживала, что учителя из неё не получится. Сложно было правильно описать и передать те ощущения, на которых строилась связь человека с оберегом. К тому же птица – не животное. Она по-другому видит и чувствует мир – свысока, с неба. Да и Малинка как-то рассказывала, что у птичьих мастеров существовали свои способы общения с оберегами.
Но девочка зря тревожилась. Маленький пернатый храбрец сам помогал ей на уроках с Андреем. Ему будто тоже не терпелось поскорее увидеть мальчика парящим рядом с собой в облаках. Воробушек суетился, непрестанно чирикал и что-нибудь показывал. У ребят с ним даже сложилась своеобразная азбука: скакнул Храбрый два раза вперёд, значит всё правильно они делают, отпрыгнул назад – где-то ошибку допустили.
Малинка никогда не начинала обучение в присутствии Андрея. Она часто с тревогой поглядывала в тёмную глубину леса, туда, где тени деревьев сплетались так крепко, что и в самый ясный день не допускали к себе тепло солнечных лучей. Мальчик понимал опасения юной наставницы и безропотно отправлялся на другую сторону поляны, коротая часы в компании неугомонного обережка. В отличие от Бэллы, которая встречалась с Хвостиком только здесь, на волшебной опушке, Андрей с воробьишкой ночи напролёт практиковали полученные навыки, и когда подходило время возвращаться за новыми, мальчику оставалось лишь тоскливо следить за тем, как сосредоточенное лицо подруги внимает указаниям Малинки. Он жаждал оказаться там, рядом с Бэллой, а не гадать, о каких чудесах ей сейчас рассказывают.