До самого почти вечера ожидали получения приказа с высочайшим манифестом. «Самодержец» действительно отказался от престола… Предстоит всенародное голосование, и в Учредительном собрании установят образ правления и новые основные законы. О, Боже мой, прямо кружится голова от тех великих событий, пред лицом коих приходится теперь стоять. Боюсь смуты в том отношении, что во всеобщем, прямом, равном и тайном голосовании не может в настоящее время принимать участие та масса людей, к[ото]рая теперь на театре военных действий; создается таким образом почва для мощных агитаций с крайнего левого или правого фланга. Как красиво звучит выражение в манифесте: «…Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа!» Значит, легко может случиться, что в скором времени может быть у нас объявлена и республика?! Страшно подумать. Довольно было бы пока и одного парламентаризма!

[…] Передают, что Штюрмер, Горемыкин, Протопопов, Щегловитов [876] и многие из деятелей мрачной эпохи — кто арестован, а кто убит [877] . Офицерство во всех падежах ликующе склоняет слова «свобода» и «гражданин»… Цены будто бы на многие продукты в России уже значительно пали! Каждый теперь должен ближе чувствовать интересы своей родины [и иметь] больше готовности жертвовать собой ради только [н]ее, а не каких-то идолищ поганых. То, чего добилась теперь, наконец, исстрадавшаяся, измученная наша Русь, даже если бы и проиграна была кампания, — все же останется выше всяких побед на поле брани: лучше не владеть Константинополем, да иметь приличный образ правления, чем с Константинополем, да остаться при бухарском «самодержавии»! Земли у нас и без того много, неисчерпаемы источники природных богатств — дайте теперь только свободу жить каждому!

Немцы сегодня утром выставили новый плакат: «Царь отставлен…» Третий день не получаем ни московских, ни петроград[ских] газет; «Киевская» же «мысль» второй день (1-го и 2-го числа) выходит на полулисте тощего содержания.

Мне жаль Николашу [878] как частное лицо, но как лицу, облеченному дискреционным, ответственным «noblesse…» [879] , ему теперь бы подобало занять место рядом с Сухомлиновым и проч. государственными изменниками — с его супругой! Сколько за его царствование погублено было жизней лучших людей земли русской!! Будет актом большой справедливости, если бы их постигла судьба Людовика и Марии-Антуанетты [880] ! Им слишком много было дано, ч[то]б[ы] многое с них и взыскать.

6 марта. Плохо спал… Чувствую себя живущим в какой-то фантасмагории всего совершающегося теперь в России. Вышло так неожиданно гладко, операция отсечения гангренозного нароста — разыграна, по-видимому, к[а]к по клавишам на рояле… Хвала и честь нашим народным избранникам! Мы теперь как будто вылезли из говенной ямы, повымылись и надели чистенькое белье. Созданная обстановка позволяет каждому сладко чувствовать себя — граж-да-ни-ном! К сожалению, еще очень и очень многие не понимают в полном объеме драгоценного значения этого золотого слова: слишком уж еще глубоко въелась в их организм эта смрадная, смердящая протрава свергнутого режима. Россия теперь сделалась для меня вдвойне дорогим отечеством, не хочу я теперь экспатриироваться; теперь я искренне и от всей души желаю ей всяких побед и одолений над германцами, и буду в этом видеть торжество демократизма над абсолютизмом. С нами Бог! Самый могучий и страшный внутренний враг России сражен, остается — лишь внешний; борьба значительно облегчилась. Ура! Каким-то кошмаром представляется картина проклятого прошлого, это — история многодесятилетней войны русского народа и общества с «императорским» правительством и всей царской бандой, чувствовавшими себя экстерриториальными, самовластными чего-их-нога-хочет расправителями-мародерами над несчастной страной. Говорят, что в числе властной сволочи арестован и смиренный каверзник Питирим… Арестованы будто бы вся жандармерия и полиция… «Охранные» дела сожжены… Теперь против германцев можно сорганизовать могучую ударную группу человек эдак в 200–300 тысяч из оставшихся для внутренней России в ненадобности всяких урядников, стражников, полициантов, охранников, жандармерии. Не будет теперь в России «крамольников»; разве только поползет придавленная теперь гидра черносотенников, да и она, пожалуй, увидевши, что ей некому теперь служить, — сгинет, Бог даст, естественной смертью. Ура! Ура! Ура!

Весьма разно и своеобразно воспринимают смысл манифестов наши солдатики… Много еще темноты в серой массе. Передают, что кто-то из мужичков так выразился с сокрушением сердца, что-де был среди нас настоящий человек, к[ото]рый достиг до престола (разумеется — Распутин!), да и того-де убили!!! Среди «землячков» курсируют слухи, будто какая-то гимназистка уже убила Вильгельма! Из окопов немцы кричат: «Нет у вас царя!» Им на это с руганью отвечают наши: «Ничего, зато есть у нас Николай Николаевич! А если его не будет, то выберем своего, еще лучшего!» […]

7 марта. Какая красота, какое благородство, что великий князь Михаил Александрович] отсрочил свое согласие на престол до решения Учредительного собрания на основании общего голосования! Я все сомневаюсь, созрела ли масса к восприятию республиканского режима; боюсь, как бы не случилось того, что бывает с человеком, к[ото]рого из глубокого кессона, из-под давления нескольких атмосфер сразу вытащить на вольный воздух: как бы не лопнули у него кровеносные сосуды!.. […] Есть еще мастодонты у нас в штабе — из земских начальников, полиции, да и сам «наштакор», к[ото]рые недовольны (скрыто, конечно) всем случившимся. «Наштакор» даже злопыхательно набросился на солдатика, читавшего последние известия в «Киевской мысли», стараясь вразумить его, что-де за «эту свободу» он еще может «всех этих подлецов» перевешать! Должен отметить, что сей муж, как и все жестокие дикари, первогильдейный трусишка!

[…] К обеденному времени получены были киевские газеты от 4 марта. Сплошное очарование! Керенский рассылает циркуляры и подписывается: «Член Государственной] думы, министр юстиции гражданин Щеренский]». Только странно, что в газете имеются еще лысины; или не хотят нас, граждан, сразу сильно накаливать, а лишь постепенно, как производят заковку стали?! Как бы то ни было, но на гнусном самодержавии вбит осиновый кол, и на веки вечные! Только насчет республики все же таки следовало пообождать: уж больно мы еще в массе готтентоты!

Офицерство из кадровых держиморд и военной аристократии с плохо скрываемой злобой взирает на предстоящую необходимость обращения с солдатами как с людьми. Настроение солдат — превосходное; многие из лежащих в лечебных заведениях просятся на выписку, говоря, что они теперь знают, ради чего им придется жертвовать собой. […]

С умилением читаю, как распоряжением «министра юстиции гражданина Керенского» выпускаются теперь борцы за свободу из всех узилищ и «из глубины сибирских руд». Попы в смущении, как им теперь вести богослужение, чуть ли не на 3/4 состоящее в молениях о самодержавнейших и благочестивейших!! Говорят, митрополит Макарий ответил попам: молитесь-де как знаете…