– Это же еще круче! Яхта, полная мочалок в бикини!

– Никакой немец не устоит, – Вересень вздохнул.

– И не только немец, – добавил капитан, щелкнув языком.

– Ну, если там и были… как вы выражаетесь, мочалки, – Отто Генрихович задумчиво поскреб подбородок. – То очень быстро их сменили другие люди. Серьезные.

– С убойной силы револьвером…

– Не только. Физические сильные. Его ведь еще надо было скрутить, а он сопротивлялся.

– Откуда известно?

– Науке все известно. Конечно, будь состояние нашего визави не таким плачевным, я бы многое мог рассказать о его последних часах и минутах…

– Давай немногое, Генрихович. Не тяни.

– Из-под ногтя среднего пальца правой руки извлечен обрывок нитки красного цвета. Шерсть.

– Нападающий был в шерстяном свитере? – уточнил Литовченко.

– В свитере или куртке из ламы. Один из нападающих.

– То есть, сработал целый коллектив?

– Не исключаю такой возможности. Плотность мышц покойного говорит нам о том, что он был физически сильным человеком. Либо профессиональным спортсменом, либо…

– Либо шастал в качалку, в этот… как его… фитнес-клуб. Знаю я таких уродов, мать их! – Литовченко неожиданно осекся и поправил сам себя. – Таких поклонников здорового образа жизни. Которые кубики на животе считают.

– Возможно, были и кубики. Но не это самое интересное. В воде из легких есть незначительная примесь хлорки.

– И… что это означает?

Перед лицом Вересня неожиданно всплыла круглая и лоснящаяся, как блин, физиономия вахтерши из бассейна Олимпийского резерва. «Ходють тут всякие… Хозяйство свое полоскать! Никакой хлорки на вас не напасешься!»

– Что Лоденбаха первоначально макнули в бассейн, – сказал он.

– Правильно мыслишь, Боря, – одобрил гипотезу следователя Кукушкин. – Макнули. А, может, и продержали какое-то время.

– Уже мертвого? – Литовченко вскинул бровь, что должно было означать крайнюю степень удивления.

– Еще раз повторю. В воду ваш клиент попал, будучи застреленным.

– Но это же фигня, Генрихович! К чему такие сложности? Чувака убивают, а затем, почему-то топят тело в бассейне. Но и этого мало. Перевозят в водоем в ста километрах от города. В чем логика?

– Ты у меня спрашиваешь?

– У тебя. Ты же – наука.

– Боюсь, на этот вопрос судмедэкспертиза тебе не ответит.

– Нет, правда, – все никак не мог успокоиться Литовченко. – Ну, пришпилили вы чувака – так заройте его в лесу, чтобы ни одна собака не нашла. Или сожгите к чертовой матери в том же кабриолете. Цементом залейте, гашеной известью. В соляной кислоте растворите в конце концов! Да мало ли есть способов избавиться от тела? Умаешься считать. Так нет же, выбрали самый дурацкий. Нормальные люди так не поступают…

– Нормальные люди вообще в убийства не ввязываются, – заметил Вересень.

– Спорный тезис.

– Даже спорить с тобой не буду.

– Вот что я вам скажу, мои юные друзья, – Отто Генрихович взглянул на следователя и капитана покрасневшими от бессонной ночи глазами. – Эти люди – может, и ненормальные, но точно не идиоты. И нервы у них – дай бог нам всем такие! В мягких тканях потерпевшего наблюдается некоторое количество микроорганизмов и простейших, характерных для водной среды данного водоема. Но их значительно меньше, чем должно быть. На порядки.

– Чем должно? И что это означает? – хором переспросили Вересень и Литовченко.

– Что в эту – естественную – среду его поместили не так давно.

– А точнее?

– Я думаю, где-то во временном промежутке от десяти до двадцати четырех часов.

– А до этого его где мариновали? В бассейне?

– Не знаю.

– Да что ж такое? – Литовченко сделал несколько кругов по прозекторской, а потом подскочил к столу с покойником, нагнулся над ним и процедил сквозь зубы:

– Что же с тобой произошло, парень?

– Боюсь, он тебе не ответит, – грустно улыбнулся Кукушкин. – Ответы придется искать вам самим.

– Ясно. Это все, что ты можешь сообщить нам?

– На… – тут Кукушкин отогнул рукав халата и посмотрел на часы. – Восемь часов тринадцать минут сегодняшнего утра – всё. Подробный отчет я составил.

Втроем они вернулись в кабинет Кукушкина, и Вересень на секунду похолодел, не обнаружив дурацкого парня в гнезде. Впрочем, Мандарин тут же нашелся: он сидел на краешке Кукушкинского стола, вытянув шею в сторону музыкального центра. Баритон пел про соседку и про «не наточены ножи», и дурацкий парень внимал этой незатейливой, но жизненной истории с видимым удовольствием. Глаза его были прикрыты, а огромные уши чуть заметно вибрировали. Примерно так должен выглядеть настоящий меломан, – решил про себя Вересень, а Кукушкин…