На Отто Генриховича эта мизансцена произвела неизгладимое впечатление. Он на цыпочках подкрался к Мандарину и несколько секунд наблюдал за котом. А когда повернулся к Вересню и Литовченко, на его лице сияла широкая улыбка.

– Ну, надо же, – прошептал Кукушкин. – Да он ценитель!

– Еще какой! Обожает бардов. Ничего другого слушать не желает, – соврал Вересень.

– Вот! Что я говорил! Настоящее искусство найдет путь к любому сердцу. Даже кот понимает. Не то, что вы…

– Ну, это же необычный кот.

– Сокровище, – поддержал Вересня Литовченко.

– Пожалуй, что так. Сокровище, – подытожил Отто Генрихович. – Ты того, Боря… Заходи. Вдвоем заходите, с сокровищем. Музыку послушаем, о жизни поговорим.

Неизвестно, находит ли путь к любому сердцу искусство, но дурацкий парень изучил этот путь вдоль и поперек. В его кратчайшем варианте. Первой жертвой Мандарина пал сам Вересень, второй – и.о. начальника убойного отдела Литовченко, – и вот уже судмедэксперт Кукушкин собственноручно выносит ключи от вверенной ему крепости, чтобы положить их к лапам дурацкого парня. Если все будет продолжаться такими темпами, то поклонников у Мандарина наберется на целую армию, – как у экс-звезды футбола Дэвида Бэкхема или Анджелины Джоли. Вересень подумал об этом мельком, поскольку голова его была забита совсем другим: странной историей с бассейном, бегучим такелажем и пулей 44-го калибра.

– А что, он и вправду только бардов слушает? – спросил Литовченко, когда они, наконец-то, покинули Кукушкинскую преисподнюю.

– Спроси у него сам, – ушел от прямого ответа Вересень.

– Хитрец! Вы оба хитрецы… Ты куда сейчас?

– Не знаю. До начала совещания еще два с половиной часа…

– А давай-ка кофе дернем где-нибудь. Ну и обсудим сложившееся положение. Может, появятся здравые мысли.

– Здравые – точно не появятся. Но обсудить можно, – Вересень скосил глаза на Мандарина, свернувшегося калачиком в кенгурятнике. – Только не за кофе. Мне нужно смотаться в Ольгино. Составишь нам компанию?..

…Электронный ключ, найденный рядом с телом Вернера Лоденбаха, открывал номер 17 в небольшом и считающемся вполне респектабельном частном отеле «Викинг». Он занимал недавно отреставрированное здание в историческом центре города, с видом на Фонтанку. До сих пор «Викинг» не попадал в поле зрения правоохранителей, а костяк его постояльцев составляли, в основном, иностранцы-бизнесмены и менеджеры крупных компаний со смешанным капиталом. Двенадцать одноместных номеров, пять двухместных, четыре полулюкса, два люкса и одни апартаменты. Кроме того, в «Викинге» имелась собственная небольшая парковка, ресторанчик на первом этаже (отменная кухня, шеф-повар – француз) и бар с террасой на крыше здания. Этот бар, несомненно, был изюминкой отеля, по документам принадлежащего двум братьям из Кандалакши. У братьев была говорящая фамилия Негодяевы, еще в девяностые они поднялись на продаже леса и к гостиничному бизнесу имели весьма опосредованное отношение. Впрочем, ходили слухи, что Негодяевы – фигуры подставные, а настоящим владельцем является кто-то из городской администрации.

Обогащенный этими знаниями Вересень появился в «Викинге» около половины второго дня, сразу после совещания у Балмасова. А до совещания они с Литовченко успели съездить в Ольгино и оставить там Мандарина.

– Да тебя раскулачивать пора, – сказал капитан, с интересом разглядывая пряничную Саркисяновскую фазенду с прилепившейся к ней корабельной сосной. – Я и не знал, что ты в Ольгино живешь.

– Я здесь временно. Дом – не мой. Приятель с семьей уехал во Францию на пару недель. А я отпуск на Заливе провожу. И присматриваю за животными.

– Присматриваешь? – насторожился Литовченко. – А кот-то твой?

– Кот – мой, – снова соврал Вересень. Второй раз за сегодняшнее утро. Однако дурацкий парень вранье не осудил, скорее – одобрил. Он змеей выполз из кенгурятника и обхватил Вересня лапами за шею. Глядя на эту идиллическую картину, Литовченко рассмеялся:

– Ну, да. Кот точно твой. Чей же еще.

Больше всего Вересень боялся, что утренняя сцена с «Титаником» повторится, и бедолаге Литовченко предстоит стать свидетелем последних душераздирающих минут жизни лайнера. Но все обошлось: Мандарин вел себя молодцом, он сразу же отправился по своим кошачьим делам. И только после того, как надул в лоток и опустошил миску с кормом, вернулся к Вересню и капитану.

Попрощаться.

– До вечера, – Вересень подхватил кота и заглянул в его небесно-голубые глаза. – Будь молодцом.

– Приятно было познакомиться, – добавил Литовченко. – Еще увидимся.

Через минуту они уже подходили к машине. Прежде, чем завести мотор, Боря бросил прощальный взгляд на дом и прислушался. В доме царила тишина. Поди, пойми этого Мандарина!.. Что там у него за мысли в маленькой треугольной голове?

Еще сложнее было понять логику людей, убивших Вернера Лоденбаха. Что бы ни говорил Литовченко об идиотском способе сокрытия трупа, интуиция подсказывала следователю: ничего идиотского, а тем более – спонтанного во всем этом нет. Каждый шаг продуман до мелочей, все подчинено единому замыслу. И лишь поняв суть замысла, можно будет распутать весь клубок. А пока у них с капитаном нет даже обрывка нити этого клубка.

Красная, из ламы, – не в счет.

– Итак, что мы имеем на сегодняшний момент? – Литовченко вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. – Яхта, бассейн, красный кабриолет.

– Элементы сладкой жизни…

– Именно. Кстати, забыл спросить. У тебя здесь курить можно?

– Ты уже куришь.

– Это я так, для проформы… С другой стороны имеется парень по имени Вернер, по паспорту – гражданин Германии. А гражданин Германии – это тебе не бомж с Сытного рынка. Он пересек границу, соответствующая отметка в паспорте имеется. Для чего он пересек границу?