– Мозг есть?

– Нет, – честно признался Додик. – Тот, что был, кот вынес. Я бы сам его убил, но Рузанка с Ануш не дали. Велели ехать за тобой.

– За мной? Я-то что могу сделать? Может, ему… кошечка нужна?

– Совсем дурак? – для пущей убедительности Додик покрутил пальцем у виска. – Кошечки ему даром не нужны.

– А что же ему нужно?

– Не знаю, что нужно ему, а мне нужно, чтобы он заткнулся. Ашот хотел его проклясть до десятого колена, а заодно нас всех. Которые привели в дом чудовище.

– Проклял? – запоздало ужаснулся Вересень.

– Пока нет, Рузанка и Ануш держат оборону. Но времени мало.

– Так чего мы тут трем? Поехали. Ты – вперед, а я за тобой.

– Ну, нет. Вдруг ты отстанешь? Поедем на моей.

Нужно было сильно постараться, чтобы отстать от «ДЭУ»-коробчонки, но школьный друг Вересня был явно не в адеквате, и спорить с ним следователь не решился.

До Ольгино они долетели за рекордные восемнадцать минут. Из своей тихоходной малолитражки Додик выжимал сто двадцать, а малейший затык в виде красного света на светофоре заставлял его стонать, биться головой о руль и поминать всех армянских святых и нечестивых. Ольгино встретило их почти полным отсутствием звуков: должно быть, все поселковые собаки сорвали голоса, и лишь один голос оглашал окрестности.

Это был голос Мандарина.

Трагедия «Титаника» близилась к развязке.

Они успели вовремя, лишь на несколько секунд опередив делегацию мрачного вида граждан с участковым во главе. Кобура на боку участкового была расстегнута.

Промедление – смерти подобно, – подумал Вересень и решительным шагом направился к полицейскому лейтенанту, на ходу доставая удостоверение.

– Что здесь происходит? – строгим голосом спросил он.

– Поступила жалоба от населения, товарищ… – участковый заглянул в темно-красные корочки. – Товарищ Вересень. Систематически нарушается общественный порядок.

– Каким образом?

– В виде криков… кошачьих. Очевидцы утверждают, что они слышны даже в Сестрорецке. Не исключено, что животное бешеное. Надо пресечь во избежание…

Сам ты бешеный!

Но вслух этого Вересень не сказал, бросив лишь:

– Разберемся.

– Но…

– Я же сказал: разберемся. И кобуру застегните. Непорядок.

…Мандарин сидел на сосне, на самой нижней ее ветке, метрах в четырех от земли. От приставленной к сосне лестницы проку было немного. Ничто не мешало дурацкому парню, в случае опасности, забраться повыше. Очевидно, он проделывал это неоднократно, тем самым ускользая от возмездия – и все попытки достать его терпели фиаско. В случае иного развития событий Додик бы не появился в городе.

Под сосной, задрав вверх головы, стояли Ануш и Рузанна. В руках у Рузанны был зажат кусок вырезки, а в руках Ануш – маленькая миска, наполненная темной желеобразной субстанцией. Любимые консервы дурацкого парня, – сходу определил Вересень.

– Вай мэ, Мандаринчик, дорогой! – взывала к кошачьему инквизитору Рузанна, потрясая вырезкой. – Спустись, поешь.

– Спустись, Мандаринчик! – вторила ей Ануш.

– Я бы тоже его угостил. Свинцом, – мрачно бросил Додик.

– Эй! – вполголоса позвал дурацкого парня Вересень.

Вой немедленно прекратился, и наступила тишина. Такая глубокая, что стук упавшей с сосны одинокой сухой шишки показался едва ли не грохотом «шаттла», стартующего с мыса Канаверал. Следом за шишкой на землю спланировал Мандарин – совершенно бесшумно. Проскользнув между Ануш и Рузанной, он бросился к Вересню, вскарабкался на него, обхватил шею лапами и затих.

– Ну, что я говорила! – в голосе жены Додика звучало торжество.

– А я что говорила? – не меньшее торжество звучало в голосе сестры жены Додика.

– Что мы обе говорили, а? – воскликнули женщины хором.

Вересень не особенно прислушивался к их словам: ощущение блаженного тепла в груди вернулось снова и сделало следователя мягким и податливым, как воск. По-хорошему, нужно было сделать дурацкому парню внушение, строго спросить за бесчинства. Но вместе этого Вересень гладил Мандарина по маленькой змеиной голове и глупо улыбался.

Додик же, напротив, был серьезен.

– И что нам теперь делать? – спросил он, обведя глазами скульптурную группу, застывшую у сосны.

– Что? – озадачилась Рузанна.

– Ведь если Боря уйдет, он опять начнет орать, так?

– Пусть тогда не уходит. Побудет до вечера, – предложила Ануш. – Может, кот успокоится.

– Вообще-то, я работаю, – Вересень почесал у дурацкого парня за ухом. – И до вечера мне еще нужно смотаться в пару мест.

– Вот видите! Плохая идея, женщины. А нужна хорошая.