Но, даже если Мише и уготована судьба принцессы, то она станет самой неправильной принцессой на свете. Которой совершенно наплевать, как она выглядит. Зато на дешевое вранье Айди ей не наплевать.

– Говоришь, я самая красивая?

– Да.

– Вранье.

– Я не вру.

– Ха-ха.

Через секунду Ящерица оказывается на полу. А Аццо и Тилло, неожиданно вынырнувшие из Миши, больно сдавливают его плечи и тычут кулаком в скулу.

– Ненавижу, когда врут. Если соврешь еще раз – тебе точно не поздоровится. Костей не соберешь, Ящерица. Ты понял?

Глаза Айди зажмурены, но он кивает в ответ.

– А теперь скажи правду. Я – самая красивая? Нет никого лучше меня?

– Нет никого лучше тебя, – Ящерица все еще не открывает глаз. – Никого. А теперь можешь ударить меня.

Ну, и что прикажете делать с таким упрямцем?

Злость и раздражение мгновенно испаряются, и на смену им приходит новое, ни на что непохожее чувство, от которого Мише становится не по себе. Ей хочется плакать и смеяться одновременно, и все тело пронизывают странные токи. И пальцы Айди, обхватившие ее пальцы, впервые не кажутся ей холодными, они – теплые, теплые, теплые! Его губы – еще теплее, они прижимаются к губам Миши, но вовсе не потому, что ищут защиты, а… почему?

У Миши нет ответа. Ей не нужен ответ.

– Змеи и лестницы, – голос Айди прерывист. – Ты тоже это чувствуешь?

– Змеи и лестницы, – зачарованно повторяет Ми-ша. – Да.

С воображением у нее всегда было туго, – не то, что у Ящерицы, но странные токи, соединившие тела детей, приносят с собой картинку: вот они с Айди скатываются вниз по прохладным змеиным спинам, вот они взмывают вверх по лестницам. И сердце Миши всякий раз замирает, и в животе образуется сладкая пустота.

Впрочем, этот первый детский поцелуй не имеет никаких далеко идущих последствий. Он лишь крепче привязывает Мишу и Ящерицу друг к другу. Миша больше не мыслит своей жизни без Айди, и лишь одно обстоятельство расстраивает ее: Айди наотрез отказывается выбрать для себя карьеру полицейского. И остается глух к радужным перспективам, которые рисует Миша.

– Представь, мы – напарники, и всегда будем вместе.

– Мы и так всегда будем вместе, – пожимает плечами Ящерица.

– Что бы не произошло?

– Да.

Одного коротенького слова достаточно, чтобы Миша снова почувствовала себя счастливой. Но счастье заканчивается, стоит им переступить порог шестнадцатилетия. Дождливым августом, в день приезда Айди после школьных каникул. Они не виделись почти два месяца, и это самые долгие месяцы в коротенькой жизни Миши, самые невыносимые. Ситуация усугубляется тем, что Айди почти не пишет ей. То есть, поначалу он писал: каждый день, как и было условлено. О том, как проводит время у бабушки в Киле, и о бабушкином соседе Гюнтере, яхтсмене и бывшем военном моряке. Гюнтер взял Ящерицу с собой на яхту, а еще занимается с ним восточными единоборствами, – и это очень здорово, очень!

Ну что ж, Миша очень рада, очень!

В какой момент Ящерица упомянул имя Дагмар?

Письмо датировано началом июля, и Дагмар лишь мелькнула там, всплыла неподалеку от яхты, поиграла на солнце разноцветными плавниками – и исчезла. Больше никаких отсылок к Дагмар нет, но письма от Ящерицы приходят все реже. И становятся все суше, а иногда и просто повторяют друг друга: «У меня все нормально, я скучаю и жду встречи, твой Айди». Но лучше бы они повторялись, лучше уж так, чем последняя августовская импровизация:

У меня все нормально. Айди.

Наверное, письмо выглядело излишне холодным, но Миша не сразу поняла это: всему виной высокий болевой порог, к холоду она так же нечувствительна, как и к крутому кипятку. И она не привыкла паниковать заранее. Все станет на свои места, когда Айди вернется. К тому же, Ящерица обещал, что они всегда будут вместе. Так стоит ли волноваться?

Она и не волнуется: вплоть до двадцать шестого августа, дня приезда Айди. Накануне она послала ему коротенькую записку: «Встречаемся на привокзальной площади, под часами», но до сих пор ее электронный ящик пуст. Он был пуст вечером, пуст и наутро, и за два часа до прихода поезда «Киль-Франкфурт». Но как раз это объяснимо: в поезде нет интернета, а Айди, наверное, замотался, и не смог ответить вчера. А сегодня ему остается только ждать встречи с Мишей под часами.

…Они не встретились.

Несмотря на то, что Миша заняла самую выгодную позицию и добросовестно сканировала всех выходящих из здания вокзала – целых сорок минут. Айди словно сквозь землю провалился. Рациональный ум Миши тут же выдвинул несколько версий: он не приехал, потому что не должен был приехать (Миша просто спутала день); он решил задержаться в Киле еще ненадолго, но забыл сообщить об этом; они разминулись.

Последняя версия – самая правдоподобная, и проверить ее можно немедленно.

Спустя полчаса она уже звонила в знакомую до последней царапины дверь. Обычно Айди открывал сразу же или просто ждал Мишу, высунув нос на лестничную площадку. Но сейчас за дверью не было слышно ни звука. И она совсем уже собралась уходить, когда услышала (или, вернее, почувствовала) какой-то шорох.

– Айди? – негромко произнесла Миша. – Ты здесь? Ты вернулся?

Лучше бы он не вернулся. И не возвращался никогда, уплыл бы вместе с Гюнтером в кругосветное путешествие, длиной в целую жизнь. И изредка посылал сообщения: «У меня все нормально. Айди». Мише хватило бы сил, чтобы подготовиться к этому. Но к тому, что открылось ей за распахнувшейся дверью, она оказалась не готова.