— Унгаров Яков… Унгаров Володька, дядя Кондрат Севизин, дядя Куприян Изотов…

— Нет, — сказал Петька, — хоть деда Махно на почетной доске и нет, все равно он — главный рыбак… Ищем деда Махно.

Дед стережет сети. Надо бы звать деда Федосей Васильевич Овсянников. Да так уж повелось: Махно и Махно. Старик не обижается, даже поднимает брови, когда вдруг слышит имя и отчество.

Вилково. Вторая Венеция.

— Да, семьдесят семь… Из них почти семьдесят — на воде. Всяко ловил… Что, белугу?.. Нет, не брешут. Вот такая была. Верхом ее окорячил — ноги до земли не достали. Сорок пудов! — Старик оживляется, садится верхом на скамейку, и мы не можем уже не поверить, что действительно ноги до земли не достали. — Первый год на путину не вышел, сижу вот, стерегу… Эх, сынок, это понимать надо! Сижу, стерегу… А насчет путины Володьку Унгарова поспрошайте — хорошо ловит…

Но молодой капитан сейчас где-то под Керчью ловит хамсу…

Городок небольшой. За день Петька Изотов и Карасев Ваня показали мне все, что могли показать. Я только в конце дня заметил: Петька как вышел из дому в отцовских войлочных шлепанцах, так и отправился в путешествие. Обувка неподходящая. Но Петька вернуться не пожелал, снял шлепанцы, смешно держит в обеих руках и шлепает по мосткам красными, как у гуся, лапами.

С высоких мостков мы видели, как с лодок возле домов сгружали снопы камыша (к зиме на топку). Другая лодка под самый борт насыпана красной морковкой (к зиме с огорода). Из третьей лодки рыбак выгребал колючие, гремевшие, как железо, водяные орехи (свиньям на зиму).

В четвертой лодке стоял молодой, видно, приезжий поп с модным кожаным саквояжем и журналом «Огонек» под мышкой.

Спрашиваю:

— Ребята, вы бывали на колокольне?

Петька и Ваня не бывали на колокольне. Всем троим так захотелось побывать, что молодой батюшка удивленно закачался на лодке: куда это городской человек и два отрока заспешили?

Чтобы подняться на колокольню, нужна «виза» церковного попечителя. Шла субботняя служба. Потолкавшись с минуту в душной, пахнущей потом, воском и сургучом церкви, нашли попечителя.

Старик с синевато-пепельной бородой спросил: «Кто? Откуда?» — и открыл дверцу на узкую лестницу. Петька с Ваней стали считать ступеньки, я тоже перебирал…

Первые русские поселенцы появились тут в самом начале прошлого века. Дворов десять.

Поселились старообрядцы — люди фанатично религиозные, но крепкие, работящие. Отвоевали кусок земли у Дуная. На насыпях построили дома, сады заложили и так глубоко житейские корни пустили, так зелено расцвели ветки на родословном рыбацком древе, что теперь уже в Вилкове числится десять тысяч рыбацких душ. Умеют работать не хуже дедов-кряжей поселенцев, хоть в бога молодежь давно не верует. В конторе колхоза я увидел «молнию»: «План путины выполнен на…» Забыл, на сколько. То ли на сто пятнадцать, то ли на сто двадцать пять. Во всяком случае, за сто процентов перевалило рыбы в этом году…

Скрипят ступеньки наверх. Внизу, слышно, поют какую-то жалобную церковную песню. Две церкви стерегут рыбацкие души. Но сейчас взят правильный курс. С колокольни видно: поднялся уже над городом Дом рыбака. Он и ростом церкви под стать, ну, и, конечно, изнутри Дом будет такой, что церкви не под силу будет тягаться с Домом. Но пока на той колокольне, где мы стоим, колокола продолжают звонить. Петька прочел литую надпись на бронзе: «Пожалован купцом Семякиным и сыновьями». Если даже пальцем щелкнуть по колоколу, он с минуту густо-густо гудит.

Небось не все, кто поет там, внизу, знают, какой вид открывается с высоты. Все люди на земле связаны друг с другом дорогами и тропинками. Тут каждый дом связан с другим серебристыми линиями. В январе, как говорят ребятишки, вода застынет — станет длинным бесплатным катком для мальчишек. А сейчас дунайская вода серебрится, собирает желтые листья с деревьев. Вода побывала в Германии, Австрии, Чехии, Венгрии, Югославии, Болгарии, Румынии и теперь сверкает и плещется у домов русского городка Вилкова.

Кое-где Дунай служит границей, но он служит и дорогой людям друг к другу. Всюду одинаково рыбаки радуются восходу солнца-над Дунаем, одинаково рады, если сбываются планы, и печалятся, если красной рыбы становится меньше в Дунае.

Мы втроем глядим на Дунай и думаем каждый о своем. Я кладу на плечо стоящему справа ладонь.

— Ну, кем будешь, когда батькины сапоги впору придутся?..

— Киномехаником, — отвечает Ваня. — У меня и сестра…

— У! — фыркает Петька. — Киномеханик! Кино можно и так поглядеть. Я рыбу ловить иль матросом. Если в эту сторону плыть, восемнадцать километров по рукавам — и Черное море. А в эту — весь Дунай проплывешь. И чтоб не «Ракетой», а потихоньку, чтобы все увидать…