— Салаам, хузур [8] , — ответил Бута, прикладывая руку к голове.

Приход белого человека вызвал всеобщее смущение; кули даже побледнели от страха. Сахиб кивнул в сторону Гангу и его семейства и, запинаясь, сказал на ломаном хиндустани:

— Я их осмотрю завтра утром. Они, наверно, устали. Пусть себе идут в квартиру, которую для них приготовили.

— Слушаю, сэр, слушаю, сэр! — скороговоркой повторял Шаши Бхушан, которому удалось наконец подняться. Он до тех пор кланялся, пока сахиб, повернувшись, не вышел.

— Всего хорошего, сэр, — крикнул ему вдогонку взволнованный Шаши Бхушан, подобострастно улыбаясь и переступая с ноги на ногу.

Кули были рады, что их отпустили, им хотелось отдохнуть.

— Ступайте! — скомандовал Шаши Бхушан. — Завтра доктор сахиб осмотрит вас.

Все стали выходить друг за другом из конторы.

— Эй, Бута! — позвал Шаши Бхушан. — Обожди минутку, мне надо с тобой поговорить!

Джон де ля Хавр шел от конторы к бунгало заведующего плантацией, размышляя о смерти. Он провел целый день в своей незатейливой лаборатории, наблюдая за бактериями в плохонький микроскоп и с головой уйдя в разноцветный мирок бесконечно малых клеток, пленявший его стройностью и красотой заключенных в нем смертоносных палочек.

Химический распад заложен в самой природе вещей, невесело думал он. Все процессы изменения и синтеза — лишь побочные явления химического разложения. Нечто подобное происходит и в обществе. Социальное развитие — такой же сложный процесс действия и противодействия, дробления и приведения в систему. Индивид не существует вне своих взаимоотношений с коллективом, он определяется окружающими условиями, в которых родился и воспитывался, обычаями общества, где вырос, привычками и случайностями, наследственностью и всеми физическими и духовными изменениями окружающей его среды: через нее-то его жизнь сливается с жизнью других человеческих существ. Де ля Хавра вдруг неприятно поразил резкий запах, принесенный порывом ветра от уборной кули. Он отвернулся в сторону гор, точно мог вдохнуть чистый, свежий воздух далеких Гималаев. Но аммиачный запах продолжал его преследовать.

— Даже уборные не удовлетворяют требованиям санитарии, — пробормотал он про себя с брезгливой гримасой и пошел быстрее. Ему представились лужи мочи с кишащими в них червями. Сколько в них плодится вредных микроорганизмов! В такой благоприятной среде они возникают сотнями тысяч, миллионами, подумал он.

Если бы монополии дали себе труд хоть немного в это вникнуть, они поняли бы, что в их интересах, чтобы кули не были малосильными и худосочными. Право, человечество лишилось разума, просто обезумело и прямым путем идет к самоуничтожению. Было бы так просто утвердить его план борьбы с холерой, эпидемии которой вспыхивали из года в год и уносили тысячи жизней!

«Я несколько месяцев корпел над этим планом и, однако, готов спорить, что и с сегодняшней почтой опять не будет ответа или будет отказ. А теперь еще эта вспышка малярии в горной деревне, всего за десять миль отсюда, — она неминуемо распространится дальше!»

Он остановился на дороге, поднимавшейся к бунгало заведующего плантацией, и окинул взглядом всю долину. Прямо перед ним, к северу, тянулись невысокие отроги Гималаев, а за ними — одетые снегом вершины, прекрасные, непобежденные и манящие.

Де ля Хавр почувствовал пробуждающуюся в его душе щемящую тоску, его влекло к крутым скалам, похожим на высеченные из камня бастионы крепости. Созерцая уходящие в небо хребты, он подумал, что восхождение на крутые склоны — это то же, что страстная борьба человека в поисках истины — в ней он достигает высшего предела своих способностей.

Холмы у подножья ближайшего хребта были на сотни миль покрыты дикими непроходимыми лесами северного Ассама, там кишели москиты, светляки, ящерицы, пиявки и множество зловредных тварей, представлявших смертельную угрозу человеческому существованию.

Внизу заросли редели, и по каменистым россыпям расстилались на десятки миль невысокие кустарники и рощи из обомшелого бамбука. За ними виднелась чайная плантация, доходившая до холма, где возвышалось, как горный замок, бунгало заведующего; впрочем, замок этот был выстроен из дерева и сильно смахивал на павильон Ипсомского ипподрома; но сходство этим и ограничивалось, так как вместо открытого пространства земли и неба, простиравшегося перед главной трибуной в Ипсоме, вокруг бунгало теснились ели и высокие живые изгороди, посаженные для того, чтобы укрыть от постороннего взора теннисную площадку и небольшую лужайку для гольфа.

Неподалеку, венчая высокий холм, торчало бунгало Рэджи, заместителя заведующего. Де ля Хавр благодарил бога, что жил вдали от Рэджи, за двумя холмами; его собственный домик стоял на каменистой площадке позади больницы, как бы повиснув над дорогой и мостом через бурлящую стремнину речки. Оттуда открывался вид на плантации, раскинувшиеся на целые мили вокруг.

Поселок кули, вытянувший вдоль берега речки ряды своих домиков, с затопленными участками рисовых полей возле каждого из них, приютился почти на самом дне долины; на пологих склонах вокруг нее находились владения пяти плантаций с их двадцатью тысячами акров земли и одиннадцатью тысячами рабочих.