– Разбудите его, быстро, – потребовал Сотов. – Пусть сам подтвердит, что он отец Михаила-заводчика.

Турок, Валюха и Санек рьяно принялись за дело. Им удалось посадить спящего, подперев его голову валиком дивана. Федорка глаза открыл, но сказать так ничего и не смог. Сотов достал цифровой фотоаппарат и сделал портрет Федора Чумного в интерьере.

На шум появилась Валентина Гавриловна и тоже была запечатлена. Вручив «проигранную» в споре сотню Саньку, Турку и Валюхе, Семен Григорьевич отправил друзей ее пропивать, а сам повел задушевную беседу с хозяйкой. Как скоро выяснилось, маменька предпринимателя тоже была не прочь приложиться к бутылке. Но супруг с ней не поделился. Сотов полез в сумку, достал оттуда плоскую бутылочку коньяку, включив заодно диктофон, и угостил женщину. За что получил доступ к семейному альбому и под храп хозяина выслушал немало интересного. Дед Михаила, Сидор Степанович, с женой после войны перебрались в Новомытлинск из деревни Хмырево, что в двадцати верстах на север. Деревню немцы спалили, и Сидор устроился дворником при пожарном депо. От депо и получил комнатушку в. бараке.

Жители Хмырева состояли из носителей двух фамилий: Варваркиных и Чумных. Жили они там испокон века.

– Скажите, Валентина Гавриловна, а купцов или заводчиков в вашем роду не было?

– Кого-кого? – не поняла женщина.

– Богатых людей, со своим делом, – пояснил Семен Григорьевич непонятливой мамаше предпринимателя: – Сынок-то ваш – бизнесмен.

– Бандит Мишка, а не бизнисмеы. Тюрьма по нему плачет. Я его предупреждала, не лезь в чужие сани. Но куда мне, безграмотной, его учить?!

– Вы мне не ответили насчет предков. Были у вас богатеи до революции?

– Буржуи, что ли? – Наконец вопрос пробился к сознанию женщины – Ты чего, сынок? Федька, он из Чумных. Я же тебе говорила. Чумные на зиму в город подавались, зверье бездомное ловить.

– В живодеры нанимались? – обрадовался Семен Григорьевич. Корни родового древа предпринимателя начинали проясняться.

– Ага, в живодеры. Ходили по дворам, по ярмаркам. Собак ловили бездомных. От них горожанам покусы и болезни. Оттого и пошла фамилия Чумные. Скотина в деревне на пользу, в городе во вред.

– Хорошо, с предками Чумного разобрались. А по вашей линии?

– А я в девичестве Варваркина. Наши веники вязали и сбывали по московским баням. И дед возил, и прадед, а дальше не скажу. И никто не скажет. Мы свою память давно пропили.

Сотов поблагодарил Валентину Гавриловну за исчерпывающий рассказ, переснял портрет Сидора Чумного с фотографии, висевшей на стене, выпросил из альбома карточку десятилетнего Михаила и, отказавшись от «чайку», покинул родовое гнездо новомытлинского заводчика.

Шагая на станцию, на ходу прослушал запись беседы. Запись получилась вполне внятная, и даже храп хозяина ее не портил.

Екатеринбург. 2000 год. Март

– Прости, Соломатин, я сегодня не домой. – Диспетчер Конев скромно опустил глаза.

– Предупредил бы раньше, скотина! Я бы давно уехал, – обозлился Александр.

– Поедем со мной. Там подружка вполне сносная деваха.

– Спятил?

– А чего такого? Жены у тебя дома нет. Придумывать ничего не надо. Лафа.

– Васька спит дома. У тещи места на всех не хватает. И ему от нее в школу не добраться. Кто сына утром накормит?

– Ну, извини, друг. Я уже договорился… – Конев виновато развел руками.

Пилот первого класса Александр Ильич Соломатин, получив ранение на похоронах брата, после больницы медкомиссию не прошел. Летчика поставили сменным замом руководителя полетов. В наземных службах всегда много путаницы, беготни и нервотрепки. То багаж улетел в одну сторону, а пассажир в другую, то мест оказывалось меньше, чем посадочных талонов, одним словом – канитель. Рабочая смена тянулась до девяти-десяти вечера. Диспетчер Конев заканчивал в начале десятого и обычно подвозил его на своей машине, они жили по соседству. Но сегодня Конев домой не собирался по причине личного интереса. Набрехав жене о ночном дежурстве, находчивый авиатор решил сходить «налево».

Александр ничего против игривости своего друга не имел, но добираться домой ему предстояло на городском автобусе. Затеяв ремонт, он жену и троих младших детей отселил к теще. Если бы не Васька, спокойно переночевал бы в гостинице летного состава. Завтра дежурства нет, приехал бы утром на автобусе и занялся циклевкой пола.

Обычно когда не везет, это надолго. Автобус только что укатил, и Александр, с грустью проводив его габаритные огоньки, побрел по площади в надежде встретить кого-нибудь из «лошадных» знакомых. В сторону трех таксомоторов, что стояли на пяточке, Соломатин не смотрел. Платить пятьсот рублей за возвращение с работы отстраненный летчик не собирался. Имея четверых детей и жену-учительницу, он экономил на любой мелочи. Оттого и машиной не обзавелся, хотя водил лихо.

– Солома, привет! – Александр обернулся на зов и увидел, как со стороны стоянки к нему спешит мужик в дубленой куртке. Лица он еще не разглядел, но приземистая фигура с длинными руками могла принадлежать только Гришке Головлеву.

С Головлевым, получившим за короткое широкое туловище и за склонность к обжорству кличку Буфет, они учились в одной школе. Самого Александра в классе окрестили Соломой, и никто, кроме бывших одноклассников, к нему во взрослой жизни так не обращался.

– Привет, Буфет! – Александр улыбнулся, утопив свою руку в лапе школьного приятеля.