— Ох, не по душе мне все это, — сказал Беспалый.

— Мне тоже, — вздохнул Гришка. — Завтра опять людей невинных жизни лишать будут. Худо.

— Да не в том дело, — отмахнулся Беспалый. — Сдастся, атаман какую-то хитрость задумал.

— Какую?

— Непростой он человек. Евлампий верно говорил: у Романа что-то свое на уме. И на самом деле у него какие-то тайны имеются от братвы. И как бы эти секреты нам боком не вышли. У меня дурное предчувствие…

Еще затемно продрали разбойники глаза, с трудом приходя в себя. Татарин проглотил кружку рассола, Мефодий сунул свою большую, вихрастую голову в кадку с водой и булькал в ней.

С горем пополам все очухались, закусили, разобрали оружие. При этом едва не передрались, когда один лиходей хотел прихватить чужую, только что заточенную хозяином саблю. Наконец успокоились, собрались и выступили в путь.

Чертыхаясь и обходя деревни, добрела братва до каменного креста, под которым покоился отшельник, проживший в этих местах, как говорят, более века. Здесь дорога раздваивалась.

— Почти дошли, — произнес атаман.

В полукилометре за развилкой решили соорудить засаду. Натаскали веток, за которыми можно укрыться, подрубили стволы деревьев так, что они теперь должны были упасть от сильного толчка и одного удара топором. Впереди выставили разведку, которая должна была предупредить о приближении обоза.

Оставалось только дожидаться. Ну, ждать, так ждать — не мешки таскать. Солнце уже преодолело зенит, и обоз скоро должен был появиться.

Гришка сидел в придорожной яме вместе с Беспалым.

— Едут, — шепнул Сила, когда вдалеке послышался птичий клекот — условный сигнал.

Из-за поворота показалось несколько неторопливо едущих телег, запряженных добрыми лошадьми. Телеги были завалены какими-то мешками, покрыты холстом и рогожей. Кучера понукали лошадей, причмокивали, один грубым голосом тянул тоскливую песню, которую нестройно поддерживали некоторые из мужиков, сидящих на подводах. Не было видно, чтобы кто-то из них был вооружен, хотя оружие могло быть и в подводах.

— Маловато народу, — заметил Гришка.

— Не нравится мне что-то, — пробурчал Сила. — Так купцы не ездят. Обычно балагурят, смеются, лихие песни поют, многие с утра уже успевают набраться… А эти…

Обоз добрался до условленного места. Мефодий ударил топором и толкнул подрубленную ель, та с треском повалилась, перекрывая дорогу. С другой стороны упала вторая ель.

Из засады высыпали разбойники — с криками и прибаутками, воспринимая этот налет больше как развлечение, легкую прогулку, поскольку не видели никакой реальной опасности — и числом они были поболе, и оружие у них имелось наготове, и опыт, и решимость лить кровь, не моргнув глазом.

Один из лиходеев перехватил под узды фыркающую лошадь, которая тащила первую телегу. Остальные двинулись к другим подводам.

Гришка тоже хотел направиться было к обозу, хоть и боялся этого, но Беспалый попридержал его:

— Погодь.

Татарин подошел к покрытой холстиной телеге и ухмыльнулся во весь рот.

— Посмотрим сейчас, чего там… Небось золото везешь, купеческая морда?

— Да куда там, — развел руками купец.

— Слазь-ка…

«Когда отдаленные раскаты взрывов в крепости достигли ушей графа Брауншвейга, он особенно не обеспокоился, приняв их за гром — предвестник осенней грозы.

— Поторапливайтесь! — крикнул он своему воинству. — Нужно успеть добраться до поместья Бельских, пока не началась гроза.

По дороге он размышлял о том, как устроить, чтобы Ядвига помогла ему расположить дочь Бельского в пользу крестового ордена. Он хорошо понимал, что сделать это будет нелегко. Да и сама пани Зося, конечно же, не простила рыцарям захват и уничтожение ее родового замка.

Сначала он хотел обмануть Бельскую известием об освобождении Ядвиги из рук шайки литовских разбойников и убедить ее, что родовой замок был захвачен переодетыми литвинами. Но вряд ли она поверит в эту сказку. А может быть, поступить иначе, сыграв втемную? Предложить Зосе вернуть Ядвигу, но только в обмен на сведения о драгоценных книгах. Что ж, это куда более выигрышный ход.

Известие о событиях, происшедших в монастырском замке, доставил графу рябой гонец, когда до поместья Бельских было уже рукой подать. Выслушав гонца, Брауншвейг схватился за голову. Все планы в отношении приглашения великого комтура в Штейнгаузенский замок летели в тартарары.

— Сколько было нападавших? — нервно уточнил он у гонца.

— Около сотни… — потупив глаза, соврал тот.

— А если точнее? — не поверил командор. — Говори правду, сын свиньи и огородного пугала!

— Девяносто…

— Еще точнее!

— Но мы же с ними справились! Они едва унесли ноги… А когда мы ударили по ним из мортир, то от них вообще полетели пух и перья! — Рябой гонец не смел признаться, что во время боя основная часть монастырского гарнизона пьянствовала в монастырском погребе.