Мечта деда сбылась — внук вырос, выучился, сейчас работает в банке. А какой молодой человек сегодня не мечтает работать в банке? Это раньше ребята стремились быть космонавтами, летчиками-испытателями, полярниками… Ныне цели иные и приоритеты иные, прошлое ушло.

У Леонида Владимировича есть уже не только внуки, но и правнуки — целых четверо. Семья разрослась, стала разветвленной, сам Шебаршин передвинулся ближе к корням своего родословного дерева, вниз, а макушка стремительно устремилась вверх.

Я спросил у Татьяны Александровны:

— Смерть жены Леонид Владимирович переживал сильно?

— Переживал, но не так, как переживал смерть дочери. Уход Тани вообще показался ему катастрофой, он тогда даже почернел.

Нина Васильевна хоть и пролежала семь с половиной лет с тяжелейшим диагнозом, могла умереть в любую минуту, и Шебаршин с трагическим исходом смирился, приготовился к нему: понятно было, что она обязательно уйдет…

Единственное, что, когда стал себя плохо чувствовать, когда рвалось дыхание и начало сдавать сердце, молил Бога, чтобы не умереть раньше жены — если она останется одна, беспомощная, без присмотра, без ухода, то умрет смертью мучительной. От голода, от боли, от неухоженности, от страшной пустоты, которая обязательно образуется в большой квартире, от беспомощности, от того, что не будет денег на жизнь.

Хоть и не хотелось ему иногда жить, а жить надо было. Хотя бы потому, что от его жизни напрямую зависела жизнь другого человека — Нины Васильевны.

Уходить раньше нее никак было нельзя. Нина Васильевна ушла раньше.

Были у Шебаршиных домашние звери. Например, кот Базилио — очень серьезный, задумчивый, умевший читать человеческие мысли, как уверял Леонид Владимирович, а еще он уверял всех на полном серьезе, что кота Базилио нашли летом в поле под Дмитровом — подмосковным городом, — завернутым в салфетку с княжеским вензелем…

Сын Шебаршина Алексей пробовал звать кота просто Васей, но отец воспротивился:

— Ты что, Леш? Во-первых, кот благородных кровей, а во-вторых, вдруг кто-нибудь перепутает с человеком, и человек отзовется? И вдруг это окажется родственник, а? Зять, например, а? Всякое может быть.

Когда умерла Нина Васильевна, рядом с Шебаршиным остался Базилио. Это вызвало очередную волну забот. Впрочем, они были прежними: Леонид Владимирович опасался теперь — вдруг он сдаст, и Базилио останется один?

Трудно будет коту выжить. Шебаршина всегда отличала черта характера: — забота о всяком живом существе: не дай Бог причинить ему неудобства, боль, обидеть, оставить без защиты, без еды… Шебаршин не мог себе простить такого, не то чтобы допустить.

И вот, как ни странно, Базилио некоторые время был единственной ниточкой, заставляющей Шебаршина думать, что он кому-то еще нужен (хотя нужен он был всем, но человек есть человек, он всегда склонен к сомнениям, и Леонид Владимирович не был исключением), понимать, что кто-то ждет его дома, и спешить домой.

Хотя имелись и родственники, и близкие друзья, и друзья неблизкие (но все равно друзья), которые не дали бы Базилио пропасть…

Базилио прожил у Шебаршина двенадцать лет, накопил целую кучу болезней, большинство из которых были просто несовместимы с пребыванием на белом свете.

В конце концов врачи предложили усыпить Базилио. Шебаршин долго сопротивлялся, уговаривал врачей, просил, чтобы они занялись терапией, те же доказывали, что всякое искусственное вмешательство по продлению жизни только умножит страдания кота, и Леонид Владимирович, поняв, что другого пути нет, сдался.

Кота Базилио усыпили, и с ним словно бы оборвалась последняя нить, которая связывала Шебаршина с этим миром, — ушло что-то необъяснимое, родное, горькое, внутри возникла и никак не хотела пропасть боль…

Так она и не пропала до последней минуты, самой трагической в жизни Шебаршина.

Шебаршин и близкие люди, Шебаршин и друзья, Шебаршин и животные — это особая статья, о которой можно много говорить и писать.

Татьяна Александровна Пушкина рассказала и такой эпизод.

Как-то Шебаршин собрался ехать с работы домой. Рабочий кабинет в ту пору находился недалеко от метро «Динамо». Шебаршин вышел на улицу, на Ленинградский проспект, и там его очень скоро подхватил «автолайн» — полуразбитая «газель», заменившая в Москве пресловутые маршрутки (раньше на этих линиях работали «рафики» — маленькие автобусники, которые когда-то выпускали в Риге, сейчас «газели» с таджиками за рулем).

Шебаршину уступили место на сиденье, расположенном прямо у выхода, за спиной водителя, он сел, огляделся. Напротив него сидела вертлявая, очень контактная, говорливая девочка с матерью. Мать все время окорачивала ее:

— Соня, не вертись… Соня, перестань болтать… Ну, Со-о-ня! В кого ты родилась такая непоседливая?

— В тебя, мама!

Для мамы такой ответ не был открытием. Девочка что-то сказала и Шебаршину…

— Сколько тебе лет, Соня? — спросил тот.

— Пять.

— Уже исполнилось или еще нет?