Шрифт:
— Знаете что? — ясно прозвучал в темноте голос Лехи. — Пусть пока каждый расскажет о себе. Какой-нибудь случай из жизни. Так и ночь скоротаем.
«Еще чего», — подумал я. Не хотелось поднимать голову, а не то что говорить…
— Идет, — отозвался Железнов. — Только о чем бы рассказать? Жил я в Смоленске. Городок что надо… — Он еле ворочал языком. — Один раз приезжали к нам артисты московские. Из оперетты. Я смотрел… Там три парня такую чечетку отбивали — закон!..
Наверное, эту сухую картошку надо было сосать вроде леденцов, а я жевал ее, да еще как! Теперь у меня весь язык и нёбо были исцарапаны, болели, и все во рту ссохлось так, что трудно было его открыть.
— Рассказывай ты, — глухо сказал мне Леха.
Голова у него, видно, замерзла — он тоже натянул на нее шинель.
— В оперетту я не ходил, был один раз в Художественном — смотрел «Синюю птицу»… (Вот теперь я понял, почему Юрка так говорил — из-за сухой картошки!) У нас в пионерлагере на Оке ребята свою смелость испытывали, ну и я… Там над рекой был такой обрыв, и, когда купались, я попросил, чтобы меня раскачали за ноги и за руки и бросили в воду.
— Страшно было? — спросил Железнов.
— Только сначала.
— А я, помнишь, как… — заговорил Валька, но Железнов перебил его:
— Умолкни!
— И он там был, в лагере, — сказал я, помолчав. — Он меня и раскачивал. Он ведь всегда мечтал стать моряком, а я хотел быть летчиком… Знаете, сколько у него дома книжек по морскому делу! Он даже флажный семафор изучил…
Ребята молчали.
— У него двоюродный брат — моряк. На Балтике воюет…
— Ничего, — сказал Юрка. — Завтра обязательно доберемся.
— Это он и узнал про школу юнг. Я подумал, ведь правда — до призыва еще ждать и ждать…
— Где лейка? — испуганно спросил Валька. — Мы ж так потонем. Посмотрите, сколько в шлюпке воды!
— Какая лейка?
— Ну, черпак, совок! Надо ж выкачивать, а они сидят!
Лейку мы не нашли и стали выплескивать воду руками.
У меня ничего не получалось. «Сейчас попрошу попить… — думал я. — Вот еще две пригоршни… Сейчас…» Руки окоченели. Спину было больно разгибать. Я попробовал встать («Сейчас попрошу!») и поскользнулся, упал — шлюпка чуть не черпнула бортом.
— Осторожно, — спокойно сказал Железнов. — Давайте бескозырками.
— У меня нету, — вздохнул Леха.
Мы вычерпывали воду бескозырками…
— Кажется, прибывает? — спросил Чудинов.
Юрка ответил:
— У меня уже в ботинках хлюпает.
— И у меня.
— Значит, прибывает…
— Поднажмем! — сказал Юрка.
Потом он велел нам надеть спасательные пояса.
— Это пробковые жилеты, — подал голос Валька.
Ему не ответили.
Небо очистилось.
Мы увидели звезды — первый раз с того вечера… Стали искать Полярную.
— Да, пораньше бы!.. — сказал Железнов.
— Вон опять туча наползает, видите? — спросил я.
— Где?
— Вон, справа…
Что же, так и ждать, пока потонем? Надо ведь что-нибудь делать!
— Может, погрести? — предложил Леха. — А то зуб на зуб не попадает.
— Это не туча, — сказал Юрка. — Это земля!
Когда шлюпка уткнулась в песок, у нас еще хватило сил ее вытащить. Потом мы лежали на траве и слушали, как шумят сосны.
IV
Капитан второго ранга Иванов стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас презрительно из-под полуприкрытых век.
— Салаги, — процедил он. — Грести не умеют, парус ставить не умеют, а тоже — в море!
Мы вытянулись по стойке «смирно» между письменным столом и дверью кабинета и смотрели кто куда: в пол, в потолок, на окно, на модель эсминца в застекленном шкафу… Глазам не прикажешь.
— Пацаны несчастные! — сказал Иванов. — Если бы вы приняли присягу, я бы должен был отдать вас под суд Военного трибунала…
Мы молчали. Пол все-таки еще покачивался.
— Вы как хотели воевать? Сами по себе? Без выучки? Не маленькие уже!
Лоб у меня под бескозыркой взмок, его щипало от пота.
— Салаги… Грести не умеют, парус ставить не умеют, а тоже — в море!
— Не думал, что нашей школе так быстро понадобится гауптвахта, — сказал Иванов. — Но ничего. — Он усмехнулся. — Вы же ее и построите. И обновите… По десять суток каждому!