Это стало последней каплей.

– А-а-а!!!
– не разбирая дороги, я рванул прочь, собираясь с дикими воплями мчаться как минимум до болот...

Кресла промелькнули, как дурной сон, мимо пронеслись перила, лестничный пролет, коридоры, комнаты, воздушная галерея над пропастью, и я свихнувшимся зайцем запетлял между колоннами.

– А-а-а!

Совсем чуть разминувшись с шеей, в колонну врубилось блестящее хищное лезвие.

– А...
– просипел я и бросился обратно. Кто-то, не ожидавший такой прыти, удивленно выругался и затопал следом.

Новый день начался, мне все еще везло, но закон кармы не дремал. Зал решил, что закончится именно тут, передо мной, и нигде иначе.

Преследователь вышел из-за колонн. Маскировочная одежда, печать Великого Леса на лице (из той же оперы, что и "Лес думает за нас"), осложненная индивидуальными психическими девиациями, и Большая Острая Железяка в руках.

– Вот ты и попался, - безжалостно подытожил Кактус. В глазах друида, только что получившего подтверждение всем своим подозрением, ясным солнышком сияло торжество. Еще бы. Он же шел меня искать, а я тут как тут, с черепом наперевес. Идеально проваленная кража.

Если в моей жизни хоть раз все пройдет, как надо, основы мироздания обрушатся. Нет, не то чтобы я критикую мировой порядок, но нельзя же его ставить в зависимость от таких вещей.

Друид приближался, неотвратимый, как воздаяние за все совершенные глупости, как бы между прочим держа алебарду и эдак не очень приязненно косясь на меня взглядом людоеда в десятом поколении. Я отступал, сохраняя дистанцию.

– Я все расскажу! Меня подста... то есть заставили!

Кактус плавно сместился в сторону, не дав проскользнуть мимо. Никогда не подозревал, что друид может двигаться так легко и быстро.

– Ты не можешь, - я уперся спиной в камень.
– Меня должны судить. Ты не можешь меня убить вот так, просто! Ты не можешь...

Опасно поблескивающее лезвие притягивало взгляд. Я представлял, как оно опускается, к примеру, на чью-нибудь шею, с омерзительным хрустом ломаются позвонки, брызжет кровь, и ноги подкашивались сами собой.

– Подменыш или кукушонок, - голос друида был ровен и спокоен.
– Появляется в обычной семье и растет, как обычный ребенок. Он слаб, беспомощен и беззащитен, и потому не вызывает подозрений. Он приносит несчастья в любой дом, он губит всех, кто оказывается рядом... Он пьет кровь этого мира, он карабкается вверх по трупам...

Вот тут я понял, что он действительно меня убьет. Не потому, что ненавидит. А потому, что он не считает меня человеком. Он думает, что я нелюдь. Нечисть. Злой дух, демон, какой-то подменыш, порождение больной фантазии, которое надо уничтожить просто ради общего блага.

Безнадежно вставать между человеком и его навязчивыми идеями.

Кактус замахнулся...

– Нет!

Я приоткрыл левый глаз. Что-то не так. От собственных воплей в ушах не звенит.

На друиде, обхватив его за плечи, повисла худенькая фигурка, верещащая как резаная:

– Кактус, не надо!

– Ты с ума сошла, - прорычал друид, пытаясь отцепить от себя целительницу.

– Это ты свихнулся! Совсем-совсем того?

– Он - предатель.

Я скосил глаза на изогнутое лезвие и дрожащим голосом сказал:

– Я во всем признаюсь. Спрячьте меня в тюрьму, куда угодно, только подальше от него...

– Кактус! Убери топор!

– Он - не человек!
– взорвался друид.

– Делай, что я тебе говорю! Я - целительница! И я говорю...

– Дура!

– Я - дура?!

Кактус схватил девушку за шкирку и легко отшвырнул в сторону. Я выхватил из-за голенища нож и выставил его перед собой.

– Не подходи.

– Издыни, - безжалостно велел борец с нечистью.

Я б с радостью, да не умею. Как же глупо - с жалким ножиком против алебарды...

– Н-нет... не надо...

Боевой топор сверкнул и навис надо мной, как закон кармы над беспечным грешником. Только бы это было не очень больно...

– Проклинаю тебя!
– бешено заорал я и вслепую махнул ножом. Лезвие наткнулось на что-то, едва не вывихнув кисть, и повело руку вниз; я разжал пальцы.

Бесшумно стукнулась об пол выроненная алебарда. Друид пошатнулся, зажимая пальцами рану на правом боку, медленно опустился на колени.

– Ой-ей...
– Крапива зажала рот и с ужасом попятилась.

Я тупо уставился на окровавленные ладони.

Вот же пропасть... я же не сделал ничего непоправимого?

Правда?

***

Золотистый свет безмятежно переливался между стройных белых колонн, на блестящем полу играли солнечные зайчики, и даже музыка под высокими сводами поменяла настроение и стала наигрывать что-то бравурное.