Этцвейн изучал фотографии до тех пор, пока лицо правителя не запечатлелось глубоко в его сознании, после чего вернул папку землянину.

Джурджина сидела на кушетке, притворяясь, что скучает. Ифнесс показал ей фотографии: «Кто этот человек?»

Веки эстетки чуть опустились. Она произнесла — пожалуй, слишком беспечно: «Не имею представления».

«Вы никогда его не встречали?»

Джурджина нахмурилась, провела языком по губам: «С кем только мне не приходится встречаться! Разве я могу всех запомнить?»

Ифнесс настаивал: «Если бы вы знали его, вы сказали бы нам, как его зовут?»

Джурджина рассмеялась: «Конечно, нет!»

Ифнесс кивнул, подошел к стенному шкафу. Эстетка следила за ним, скривив рот от досады. Историк спросил через плечо: «Хотите есть или пить?»

«Нет».

«Не желаете посетить туалет?»

«Нет».

«Подумайте хорошенько, — посоветовал Ифнесс. — Теперь я вынужден буду применить гипнотический препарат. После этого вы не сможете двигаться двенадцать часов. Учитывая, что вы уже пролежали столько же на кушетке, вы можете поставить нас и себя в неудобное положение».

«Хорошо, — холодно произнесла Джурджина. — Будьте добры, освободите меня. Я хотела бы вымыть лицо и руки».

«С удовольствием», — Ифнесс открыл застежку троса. Пленница промаршировала в указанную историком дверь. Ифнесс повернулся к Этцвейну: «Встаньте снаружи под окном».

Как только Этцвейн успел занять свой пост, узкое окно осторожно открылось — из него выглянула Джурджина. Заметив Этцвейна, она помрачнела и закрыта окно.

Пленница неохотно вернулась в гостиную. «Не хочу, чтобы меня усыпляли, — заявила она капризным тоном. — Мне снятся ужасные сны».

«Неужели! Какие, например?»

«Не помню. Страшные вещи. Мне очень плохо».

Ифнесс не проявил сострадания: «Придется увеличить дозу».

«Нет, нет! Вы хотите спрашивать про портреты? Я помогу вам, сделаю все, что в моих силах!» — напускная надменность исчезла. Лицо девушки обмякло, задрожало, стало жалким и просящим. Этцвейн пытался вообразить, как она выглядела с пальцем на желтой кнопке.

Землянин поинтересовался: «Вы намеренно скрываете информацию о фотографиях?»

«Допустим, что так! Вы ожидаете, что я добровольно нарушу свои обязанности?»

«Нет, не ожидаю, — возразил Ифнесс. — Но препарат позволит мне узнать правду, хотите вы этого или нет. Будьте добры, вернитесь на кушетку».

«Мне станет дурно. Я буду драться. Пинаться, кусаться, визжать!»

«Это пройдет», — сказал Ифнесс.

Всхлипывающая пленница лежала на кушетке. Тяжело дыша, Этцвейн сидел у нее на коленях и прижимал ее руки к постели. Ифнесс смочил раствором шею Джурджины; она почти сразу перестала извиваться.

Ифнесс спросил: «Что вы знаете о человеке на фотографиях?»

Девушка потеряла сознание.

Этцвейн глухо проворчал: «Вы применили слишком большую дозу».

«Нет, — покачал головой историк. — Превышение дозы не приводит к такому эффекту».

«Тогда что же с ней происходит?»

«Ума не приложу. Сперва Гарстанг совершает абсурдное самоубийство, теперь это».

«Вы считаете, что она знает Человека Без Лица?»

«Не думаю. Но она знает человека на фотографиях. Эстеты, в конце концов, все друг друга знают». Ифнесс вынул фотографии из папки, присмотрелся: «Конечно, он может быть зеленщиком или стекольщиком. Забыл вам сказать, что портрет «отважного путешественника» вывесили на площади Корпорации. Всех, кому о вас что-либо известно, просят обращаться к дискриминаторам».

«Ну вот. Теперь я смертник в бегах!»

«До тех пор, пока мы не предъявим претензии Человеку Без Лица».

«Он будет настороже — оба благотворителя пропали».

«Надо полагать. Думаю, что его так же, как и нас, чрезвычайно интересует выяснение личности противника».

«Джурджина упомянула о паласедрийских шпионах».

«Возможно, Человек Без Лица строит такие же теории, — Ифнесс вернулся к изучению фотографий. — Заметьте эмблему на ошейнике. Что означают эти цвета?»

«Пурпурный и зеленый — цвета гарвийского кантона. Две темно-зеленых полоски — человек без определенных занятий: землевладелец, промышленник, торговец импортным товаром, эстет».

Ифнесс безмятежно кивнул: «Никаких новых данных. В его ошейнике, несомненно, нет автоответчика. Мы могли бы отправиться в Ушкадель и наводить справки, но боюсь, что нас скоро задержат дискриминаторы».

Этцвейн нагнулся к фотографиям: «Он путешествует по Шанту, хотя бы изредка. Ветровые на воздушной дороге могут его узнать».

«Станут ли они откровенничать? Или сперва посоветуются с дискриминаторами?»

«В издательстве «Легкомысленной газеты» он знаком, конечно, каждому светскому репортеру... но и в этом случае приставать с расспросами опасно».