После 11 сентября 2001 г. западный мир разделился на антиисламистов и тех, кто ищет точки соприкосновения с мусульманами. Европейские либеральные и левые интеллектуалы обычно утверждают, что не будет повода для реального беспокойства, если успешно осуществлять программы по социально-экономической и культурной интеграции мусульман и других неевропейцев. Однако, по мнению ряда исследователей, эгалитарный социально-экономический ответ невозможен, поскольку уже нет ни эффективных государственных механизмов перераспределения богатства (они демонтированы неолибералами), ни былых экономических и финансовых возможностей. Перекладывание национальными правительствами обязательств перед обществом на региональные и муниципальные органы власти, болезненные процессы постиндустриальной экономической реструктуризации втягивают города и регионы в жестокую борьбу за рабочие места, прибыль и процветание. В результате неравенство по-прежнему нарастает, а следовательно, усиливается иерархичность социальных групп, что служит подспорьем для различных социальных движений, в том числе под знаменами религиозного и этнического фундаментализма.

Сегодня процессы глобализации все увереннее направляются транснациональными корпорациями и международными финансовыми институтами к обществу «одной пятой», где 80 % населения не будут иметь работы и жить «из милости» на подачки состоятельных 20 %, контролирующих все ресурсы. Как отмечает российский исследователь О. Храбрый: «Одно из главных противоречий нового века, по-видимому, будет заключаться не во взаимоотношениях эксплуататоров и эксплуатируемых (как прежде), а во взаимоотношениях эксплуататоров и эксплуатируемых с одной стороны и всеми остальными (т. е. 80 % “избыточного” населения мира) – с другой. Последние будут проситься: “Возьмите нас в эксплуатацию!” И будут бороться за то, чтобы их эксплуатировали». [166] Речь идет о грядущем исчезновении среднего класса. А ведь еще в 1947 г. А. Тойнби писал: «Будущее Запада в значительной степени обусловлено судьбой его среднего класса». Его крушение в перспективе чревато крушением западного либерального общества. Сегодня же эти процессы, еще только начавшиеся, уже создают новые социальные барьеры, вызывают культурные расколы и, в частности, привели к возникновению в промышленно развитых странах, с одной стороны, массового антиглобалистского движения, с другой – массовых беспорядков на этнической и расовой почве (осенью 2005 г. во Франции и др.) и росту успехов правых антииммигрантских партий на выборах.

На рубеже тысячелетий под воздействием мощных глобальных сил, перемещающих через национальные границы финансы, технологии, капитал, трудовые ресурсы в постоянно растущих масштабах, именно крупные города мира становятся главной ареной экономических и социальных изменений. Именно сюда направляются потоки новых мигрантов, именно здесь живет все больше и больше народу, уже сегодня именно в городах возникают и со всей остротой проявляются многие проблемы современности. В то же время мегаполисы обретают огромную геоэкономическую мощь, здесь концентрируется львиная доля штаб-квартир транснациональных корпораций, формируется пространство культуры и образования, образуются точки интенсивного роста новых организационных и логистических сетей. [167] Французский исследователь А. Ралле иллюстрирует этот процесс на примере французской столицы: положение Парижа зависит теперь не только от его отношений с так называемой французской пустыней, но и от его принадлежности к сети городов мирового масштаба и значимости, к которым относится Лондон, Франкфурт-на-Майне, Нью-Йорк, Токио и др. В результате меняется образ поляризации пространства, и неравномерный рост в том или ином регионе объясняется не столько господством одного полюса над зависимыми территориями, сколько динамикой отношений данного полюса с другими полюсами того же ранга. [168] Функции управления и контроля над экономикой все в большей мере ассоциируются с небольшой группой мегагородов, где сосредоточены высококвалифицированные профессионалы, связанные с мировыми финансовыми рынками. Лондон, Нью-Йорк, Франкфурт-на-Майне и Токио усиливали свой контроль над международными финансовыми рынками на протяжении последней четверти ХХ века. Таким образом, «глобальность» города определяется его местом и деятельностью в рамках сети, которая связывает его с другими глобальными городами. «Глобальный город – это не место, а процесс, – утверждает М. Кастельс. – Процесс, посредством которого центры производства и потребления развитых услуг и местные общества, играющие при них вспомогательную роль, связываются в глобальные сети на основе информационных потоков, одновременно обрывая связи с районами, удаленными от промышленного центра». [169] В результате этого все более стратифицируется иерархия городов, районов метрополий и регионов в мировом масштабе.

Сегодня от того, насколько конкурентоспособен город, зависит его место в мировой иерархии городов. На ее вершине – «мировые» (Д. Фридманн), или «глобальные» (С. Сассен), города. Будучи «высококонцентрированными командными пунктами в организации мировой экономики», они устанавливают рамки, в которых действуют другие города и регионы. Впрочем, глобальная система городов является «динамичной иерархией, ранги и вход в которую в принципе открыты: в той степени, в которой города могут привлекать инвестиции и захватывать все больше командных и контрольных функций в мировой экономике, их статус в городской иерархии повышается». [170]

С 1950 г. численность людей в мире возрастала на 1 млрд каждые 12–14 лет. И если не произойдет каких-либо катаклизмов, процесс этот будет продолжаться по меньшей мере до 2025 г., отмечает Дж. Стайнбрунер. Более того, с ним связаны два тревожных обстоятельства. Во-первых, более 97 % роста населения обеспечивается за счет слоев с самым низкими доходами и уровнем благосостояния (и в Европе, и в США это именно мигранты); во-вторых, такое население все больше концентрируется в городах. В последнее время неудержимый рост мегаполисов приобрел взрывной характер. Если в 1950 г. две трети населения мира составляли сельские жители, то к 2025 г., по прогнозам, две трети населения мира будут жить в городах. Число городов с населением не менее миллиона человек увеличилось с 11 в 1900 г. до 105 в 1990 г. Ожидается, что к 2015 г. их число достигнет 248. [171] В ноябре 2008 г., впервые в мировой истории, горожан стало больше, чем сельских жителей. Сейчас в городах проживает 3,3 млрд человек. К 2030 г. это число, скорее всего, удвоится.

Крупные города представляют собой точку притяжения, куда направлены практически все миграционные потоки, где большое число людей живет в тесном контакте друг с другом и в тесной взаимосвязи между собой и где возникает большинство социальных проблем. В течение всей истории человечества городское население, имевшее самое разное происхождение, училось жить вместе или, во всяком случае, сосуществовать в рамках общей экономической и политической институциональной системы. Различным группам это удавалось с разной степенью успеха. Пространственная концентрация была источником как социальных стрессов, так и социальных инноваций, т. е. одновременно и силой, и слабостью современного города. Всегда имеющиеся в больших городах возможности повышения социального статуса притягивают массы людей и в тоже время становятся причиной разрастания числа уязвимых групп населения и накопления потенциала социального недовольства и протеста. Так, по данным Б. Рубла, более 500 млн городских жителей во всем мире живут в неподобающих условиях или вообще не имеют жилья. [172] Американский исследователь Дж. Голдстоун даже выделил ряд факторов, воздействующих на возникновение политических конфликтов в мегаполисах:

• несоизмеримое с темпами экономического роста увеличение городского населения;

• увеличение доли выпускников высших учебных заведений в условиях ограниченного доступа к высоким статусным и социальным позициям/конкуренции за них;

• непропорционально высокая доля лиц от 15 до 25 лет по отношению к численности взрослого населения в условиях слабости политических институтов;

• миграция населения из регионов с несхожей этнической или политической идентичностью. [173]

В то же время конфликты, вызревающие в мегаполисах, – как бы концентрированное выражение конфликтов всего общества.

Сегодня именно мегаполисы переживают серьезные изменения в социальной, этнической, демографической и поселенческой структурах, а также в самом стиле жизни, прежде всего в связи с большим притоком иммигрантов из бедных стран мировой периферии, не адаптированных к новой социальной и культурной реальности. Так, по некоторым оценкам, белые станут меньшинством в Лондоне после 2010 г., а к 2020 г. население трех крупнейших городов Нидерландов будет наполовину состоять из лиц незападного происхождения, большинство которых составят мусульмане. Если в 1960 г. только 7,3 % населения Брюсселя были иностранцами, то к настоящему времени их количество увеличилось до 56,5 %. Значительная часть этих иностранцев – мусульмане. В Вене уже сейчас каждый пятый – номинальный мусульманин, в миллионном Кельне – 120 тыс. мусульман. [174]