Карпенко Александр
Шрифт:
Волчица Лиза ещё раз оглядела своё творение и объявила мне:
— Пока у тебя нет своего водителя, возьми Нилыча с психбригады. Иди сразу выкорчуй его из машины, она прямо у входа в гараж. Белый «форд», номер 67–70.
Дверца пыльного «форда» со стороны водителя, скрипнув, отворилась. Нилыч, крестьянского вида мужик с тёмной, дублённой ветром и солнцем кожей, восседал в кабине, уперев в баранку сцепленные натруженные руки. Пальцы его, перепачканные чем-то специфически автомобильным, были корявы и узловаты.
Я вежливо поздоровался, представился, объяснил существо дела, не забыв упомянуть о том, что я здесь новичок. Нилыч согласно кивнул и молвил:
— Что ж, можно. Рат у нас хозяйкой?
— Рат.
— Можно.
Но ни единого движения, чтобы вылезти из кабины, не сделал. Я хотел было поторопить его, но тут взгляд мой упал ниже обтянутого синей замасленной майкой торса Нилыча, и мои челюсти лязгнули, прикусив язык. До меня дошла суть выражения «выкорчуй».
Работая на «Скорой», насмотришься на всё, что только можно сделать с человеческим телом. Раздробленные конечности с торчащими сахарными обломками костей. Желе мозгов, дымящееся на сыром асфальте. Сизо-синие зловонные бурдюки вывернутых кишок. Рваные раны, из которых лезут ошмётки зернистого жёлтого жира. И всё это обильно полито тёмной, кисло пахнущей кровью.
Вскоре проходит тошнота. Потом начинаешь взирать на растерзанное мясо вполне холодно, с профессиональным спокойствием выполняя все необходимые манипуляции. А уж многочисленные уродства почти и не замечаются. Но вот такого видеть не приходилось.
Ниже пояса у Нилыча не было ничего, чему положено быть у человека. Взамен тело водителя разделялось на несколько крупных узловатых отростков, которые, в свою очередь, дробились на более и более мелкие, разветвлённой корневой сетью, сотканной из человеческой плоти, оплетая водительское сиденье. М-да…
— Налюбовался? — буркнул Нилыч. — Теперь взваливай на горб и тащи в свою помойку.
Так и пришлось поступить.
Глава четвёртая
Что ж, пора хлеб отрабатывать. Динамики рявкнули мою фамилию со столь знакомым дополнением: «На выезд!» Подхватил я с окошечка диспетчерской бумажку с адресом, фамилией и поводом к вызову, и колыхнулось в душе нечто, казалось бы, уже прочно потерянное — ожидание чего-то нового, неизведанного.
Первый вызов! Как забыть его! Пришёл я когда-то давным-давно на «Скорую» совсем юным ещё, зелёным мальчишкой, вчерашним санитаром в психушке. Инструктировала меня перед выездом моя первая начальница — огромных размеров разбитная казачка:
— Ты, Саня, не дрейфь. Если видишь, что с психом не справляешься, сбивай его с ног. Я сверху задом сяду, он никуда и не денется.
Помню и первого больного — длинного, тощего словно жердь шизофреника Диму, разговаривавшего на никому, кроме него, не ведомом птичьем языке и плевавшегося, аки стадо верблюдов.
Много воды утекло с тех пор. Я заматерел и отрастил бороду. Не выезжает уж сколько лет на линию та моя начальница, обосновавшись в диспетчерской. Теперь у неё есть прекрасная возможность отомстить за все обиды, скопившиеся за годы линейных тягот и лишений. Помер Дима, подавившись сухой хлебной коркой пару годков назад. А я вот здесь. И сейчас мой первый вызов на этой диковинной станции. И вновь я волнуюсь, почти как в тот канувший в Лету день. Что ждёт меня сегодня?
Оказалось, ещё один сюрприз. Покуда я бестолково озирался вокруг, ожидая прибытия доктора, вдруг нестерпимо защекотало в левом ухе. Помотав головой, я увидел на переднем сиденье своего вездехода ту самую мышку, что уже встречал на пятиминутке и за вечерним чаем. Сегодня она облачилась в ослепительно-белый брючный костюмчик, не иначе как позаимствованный у детской куколки. Мышка вполне по-человечески звонко рассмеялась и объявила:
— Я тебя знаю. Ты Шура, новый фельдшер. А я — Люси, при больных «доктор Рат» или «госпожа доктор», а так — можно и на «ты».
«Рат» — это и значит «крыса», — мрачно подумалось мне. Мог бы и догадаться. Мышь-психиатр — это даже для здешних чудес крутовато. Ну и компания! Получеловек-полурастение, врач-грызун и слепой котёнок (я) в стажёрах!
— Не бойся, напарник, — молвила мышедоктор Рат, — чую, тебя мысли мрачные терзают на предмет, каково тебе мной работаться будет? Можешь не верить, только пока что не просто никто не жаловался, а, наоборот, все фельдшера сами ко мне на бригаду просятся. Поладим как-нибудь. Дальше вызова не пошлют. Кстати, где он, вызов?
Я передал ей бумажку.
— Ага. «Неправильное поведение». А в чём неправильность?
— Ой, не спросил. Сбегать?
— Не стоит. Диспетчер небось и сама не спросила. Поехали исправлять. Нилыч, заводи!
— Далеко? — поинтересовался наш пилот.
— Деревня Третьи Выселки, это Озёра, квадрат Д-2.
— Люська, не морочь мне голову. Я сам знаю, какой это квадрат. Скажи лучше, как туда ехать.
— Диспетчеры пишут рекомендуемый маршрут. От нас в квадрат (ничего для меня не значащие цифры), потом (ещё что-то), и через реку Левую выезжаем к Выселкам почти напрямую.