— Нет, нет, полежи ещё. Задержка образовалась.

Тот опустил голову, вновь закутался (в плед? в крылья?), прикрыл глаза, не интересуясь окружающим.

Старый ельник — мрачное место. Мёртвое. Под ногами — толстенный рыжий ковёр опавшей хвои, громко хрустящий при каждом движении. Тёмные, почти чёрные густые лапы где-то высоко над головой смыкаются непроницаемым пологом, оставляя внизу грубые шершавые стволы с торчащими голыми прутьями отмерших без солнца ветвей. Серая шелушащаяся кора покрыта болезненно-бледными пятнами мха и свисающими космами перепутанных клубков лишайника.

Неприятное место. Жутковатое. Если уж зашёл у нас разговор о нечисти, то где для неё самое подходящее жильё, коли не тут? Кинодекоратор, озабоченный постановкой сказки с лесными ужасами, уписался б от радости, узрев эту чащобу, и немедленно побежал бы за бензопилой — расчищать место под избу на курьих ногах или языческое капище, смотря что по сценарию положено.

Прямо напротив места, где повернула неведомо куда шедшая перед нами машина, стояла особо гигантская ель. Не ель, а Ель. Жирным шрифтом и с большой буквы. Такого колосса не приходилось видеть даже на главной площади столицы моей родины перед Рождеством, а туда праздничное дерево пёрли на прицепе для перевозки межконтинентальных баллистических ракет.

Да, то была ёлочка! Но этой, что красовалась сейчас перед нами, она в подмётки не годилась. Должно быть, мы созерцали патриарха и главу рода всех елей во всех мирах. Ежели её срезать — на пне Патрик вполне сможет демонстрировать фигурное вождение вездехода. В отличие от соседних, её нижние ветви не отмерли от старости и колоссальным тёмным шатром покрывали изрядное пространство. Сколь высоко вздымалась вершина, нам не удалось рассмотреть. Не удивлюсь, если она царапала своим концом ночной спутник этого мира, когда тот всходил над лесом. Свисавшие из седой от старости хвои шишки изумляли своими размерами.

— Может, они там? — робко вымолвил Патрик.

— Там?

— А что? Под этими ветвями можно танковую роту упрятать.

Я сильно усомнился, что в реальности такое осуществимо, но, не видя других вариантов, направился к царь-дереву. Люси не упустила случая присоединиться, естественно, используя меня в качестве транспорта.

Мёртвый игольник хрустел под сапогами. Отчего-то по мере приближения к дереву мне становилось всё неуютней, возникало впечатление постороннего присутствия. Прямо скажу, нехорошее чувство. Я даже замедлил шаг.

Знаете, похвастаться какой-то сверхинтуицией я, наверное, не могу. Но чувство подстерегающей меня опасности приходилось ощущать неоднократно. Бывало не раз: приезжаешь на вызов, не сулящий, кажется, никаких сложностей. И вдруг как кипятком ошпарит. Возвращаешься бегом от подъезда за дубинкой, часы начинаешь лихорадочно в карман совать, а наручники и газовый баллончик наоборот, под руку перекладывать. Удивляется бригада: «Шура, ты что?» Сам не знаю. Не нравится что-то. Зайдёшь, и точно — проблемы начались.

Мне приходилось беседовать с людьми, которым довелось провести изрядный кусок жизни в обстановке реальных боевых действий, — подобных историй каждый из них может нарассказать во множестве. Ещё и покруче. Знать, у человека, сделавшего своей профессией совать башку туда, где велики шансы без неё остаться, появляется или обостряется какое-то шестое чувство. Нюх какой-то внутренний.

Вот и сейчас я точно что-то унюхал. Начальница тоже неспокойна:

— Шура, может, ну его? Какое нам-то дело до этих загадок? Нас больной в салоне ждёт.

Но я уже у самого дерева. Чуть наклонясь, заглядываю под его тёмный полог. Конечно, нет там никакой машины. Зато меня прямо-таки обожгло ощущение чужого злобного взгляда. Жёсткого. Ненавидящего. Отшатываюсь, бросив ветвь, которую отвёл, нагибаясь. Отворачиваюсь, поспешаю к транспорту. И, готов поклясться, нас провожает короткий недобрый смешок.

— Нет там никого.

— Так-таки и никого? А мне показалось…

— Креститься надо, когда кажется, — обрывает Люси пилота, — во всяком случае, машин там нет. Скрытого въезда куда-нибудь тоже. Заводи поживей, не черта тут застревать.

Вездеход сдёрнулся с места. И, словно в насмешку, не успели мы отъехать и на четверть мили, как увидели в зеркале заднего вида: из чащобы выбралась медицинская машина, плюхнулась в колею и, включив проблесковый маячок, наладилась в противоположную от нас сторону.

Патрик помотал головой и, глядя на образ Божьей матери, занёс руку, явно намереваясь осенить себя крестным знамением. Рат перехватила её, сильно дёрнув за рукав.

— Э, ты чего?

— Не надо. Пациенту может не понравится. — Она кивнула в сторону вампира.