Стал знаменит ответ Эйнштейна другой девочке, пожаловавшейся на проблемы с математикой: “Не грусти из-за своих трудностей с математикой. Могу тебя заверить, мои затруднения существенно больше”. Хотя считается, что Эйнштейн помогал только девочкам, он приветил и группу мальчиков-старшеклассников, которые не смогли разобраться с задачей на выпускном экзамене по математике43.

Он также помог Генри Россо, пятнадцатилетнему мальчику из принстонской средней школы, которому не давался курс по журналистике. Учитель сказал, что поставит отличную оценку любому, кто сумеет взять у Эйнштейна интервью. Поэтому Россо отправился на Мерсер-стрит, но дальше двери его не пустили. Когда он уныло брел обратно, молочник подсказал ему: каждое утро в 9:30 Эйнштейн выходит из дома и идет одним и тем же путем. Поэтому Россо как-то сбежал из школы, занял правильную позицию и получил возможность заговорить с проходившим мимо Эйнштейном.

Россо был так смущен, что не знал, о чем спрашивать. А может, дело было в том, что по этому предмету он не успевал. Эйнштейн сжалился над ним и сам предложил вопросы. Ничего о нем лично, настаивал он. Спрашивай о математике. Россо был достаточно сообразителен и последовал совету. “Я обнаружил, что природа устроена удивительно, а наша задача состоит в выяснении математической конструкции самой природы, – так Эйнштейн объяснял, как учился сам в пятнадцать лет. – Вера в это помогала мне всю жизнь”.

За интервью Россо действительно получил “отлично”, но с ним были связаны и неприятные переживания. Мальчки обещал Эйнштейну, что интервью поместят только в школьной газете, но без его разрешения оно было перепечатано трентонской газетой, а затем разошлось по миру. Это можно считать еще одним уроком журналистики, преподанным мальчику44.

Вскоре после переезда в дом 112 по Мерсер-стрит у Эльзы появились мешки под глазами. Обследование, выполненное на Манхэттене, показало, что это симптом проблем с сердцем и почками. Ей был предписан постельный режим.

Эйнштейн иногда читал ей, но чаще с головой погружался в работу. “Усердный интеллектуальный труд и попытка разобраться в Божьей природе – вот те примиряющие и укрепляющие, хотя и безжалостно требовательные ангелы, которые проведут меня через все жизненные невзгоды”, – написал он когда-то матери своей первой возлюбленной. Тогда, как и сейчас, ему удавалось укрыться от всего комплекса сложных человеческих эмоций за элегантной красотой описывающих космос математических уравнений. “Мой муж полностью захвачен своими расчетами, – написала Эльза Уоттерсу. – Я никогда еще не видела, чтобы он был так поглощен работой”45.

Более тепло говорит Эльза о муже в письме своей подруге Антонине Валлентин. “Он так огорчен моей болезнью, – сообщает она. – Он слоняется по дому, как потерянный человек. Я никогда не думала, что он так меня любит. И это согревает меня”.

Эльза решила, что будет лучше, если они, как обычно, уедут на лето. Поэтому они сняли дом на берегу озера Саранак в Адирондакских горах на северо-востоке штата Нью-Йорк. “Я уверена, здесь мне станет лучше, – сказала она. – Если бы моя Ильза сейчас зашла в комнату, я бы мгновенно поправилась”46.

Лето прошло хорошо, но зимой Эльза опять была прикована к постели. Она становилась все слабее и умерла 20 декабря 1936 года.

Эйнштейн был потрясен сильнее, чем можно было ожидать. Действительно, он плакал так, как и тогда, когда умерла его мать. “Я никогда не видел, чтобы он хоть слезу проронил, – рассказывает Петер Бакки, – но он заплакал, когда, вздохнув, сказал: “Мне действительно будет ее не хватать””47.

Их отношения не были образцово романтическими. До свадьбы в письмах Эйнштейна к ней было много нежных и ласковых слов, исчезнувших с годами. По временам он бывал вспыльчив и требователен, не обращал внимания на ее чувства и иногда даже флиртовал и не только с другими женщинами.

Однако все увлечения Эйнштейна были на виду, а вот глубокие отношения Эльзы и Альберта напоказ не выставлялись. Они любили друг друга, понимали друг друга, и, возможно, самое главное (поскольку на самом деле она тоже была по-своему достаточно умна), им было интересно друг с другом. Поэтому, даже не будучи слишком поэтичной, их связь была прочной. И с двух сторон она укреплялась искренним желанием удовлетворять запросы и потребности друг друга.

Неудивительно, что Эйнштейн искал утешения в работе. Он признался Гансу Альберту, что сосредоточиться трудно, но такие попытки позволяют уйти от мучительных внутренних переживаний. “До тех пор пока я могу работать, я не должен и не буду жаловаться, поскольку работа – единственное, что придает жизни смысл”48.

Он приходил на работу с “серым от горя лицом”, замечает сотрудничавший в то время с Эйнштейном математик Банеш Хоффман, но настаивал, что работу нельзя прекратить ни на день. Он говорил, что это нужно ему больше, чем когда-либо. “Вначале его попытки сконцентрироваться вызывали жалость, – вспоминает Хоффман. – Но несчастья в его жизни бывали и до того, и он знал, что лучшим противоядием является работа”49. Тем декабрем они с Эйнштейном работали над двумя важными статьями. В одной исследовалось, как изгибание световых лучей гравитационными полями галактик может создавать “космические линзы”, увеличивающие отдаленные звезды [85] . В другой работе рассматривалась возможность существования гравитационных волн50.