Усилия Эйнштейна, пытавшегося предотвратить будущие войны, были обусловлены не только его старым инстинктом пацифиста, но и, как признавался он сам, чувством вины за ту роль, которую он сыграл, способствуя запуску проекта создания атомной бомбы. Выступая на ужине, данном Нобелевским комитетом на Манхэттене в декабре, он заметил, что Альфред Нобель, изобретатель динамита, учредил премию, “чтобы искупить вину за создание самого в его время опасного взрывчатого вещества”. Он находится в сходной ситуации. “Сегодня физиков, принимающих участие в разработке самого страшного и опасного оружия всех времен, тревожит то же чувство ответственности, если не сказать, вины”, – отметил он7.

В мае 1946 года те же чувства побудили Эйнштейна сыграть самую знаменитую в его карьере роль публичного политика. Он стал председателем вновь созданного Чрезвычайного комитета ученых-атомщиков, который занимался контролем над атомными вооружениями и вопросами мирового федерализма. “Высвободившаяся энергия атома изменила все, за исключением нашего образа мыслей, – написал в том же месяце Эйнштейн в телеграмме, призывающей жертвовать деньги на Комитет, – и мы сползаем к беспримерной катастрофе”8.

Почти вся организационная работа выполнялась Лео Сциллардом – исполнительным директором Комитета. Но Эйнштейн, остававшийся на своем посту до конца 1948 года, произносил речи, председательствовал на собраниях и относился к своей роли вполне серьезно. “Наше поколение принесло в мир силу, вызвавшую самые коренные изменения с того времени, как доисторический человек начал использовать огонь, – говорил он. – Эта мощь, составляющая основу Вселенной, не может быть втиснута в устаревшие концепции узколобого национализма”9.

Администрация Трумэна предлагала разнообразные способы контроля над атомным оружием, но ни один из них, намеренно или нет, не заслужил одобрения Москвы. В результате борьба за наиболее разумный подход к этому вопросу быстро привела к политическому размежеванию.

С одной стороны были люди, прославлявшие успех Америки и Англии, которые выиграли гонку, разрабатывая атомное оружие. В бомбе они видели гарантию западным свободам и хотели сохранить то, что они считали “секретом”. По другую сторону были такие сторонники контроля над атомным оружием, как Эйнштейн. “Для Америки секрет атомной бомбы – то же самое, что до 1939 года линия Мажино для Франции, – сказал он Newsweek. – Он обеспечивает нам воображаемую безопасность и в этом смысле представляет большую угрозу”10.

Эйнштейн и его друзья понимали, что борьбу за общественное мнение надо вести не только в Вашингтоне, но и в сфере массмедиа. В 1946 году это привело к забавному (и показательному с точки зрения истории) конфликту: у них возник конфликт с Луисом Бартом Майером и избранным кругом серьезных голливудских кинопродюсеров.

Все началось с того, что сценарист Metro-Goldwyn-Mayer по имени Сэм Маркс начал выяснять, может ли он приехать в Принстон, чтобы уговорить Эйнштейна принять участие в художественно-документальном фильме, посвященном созданию бомбы. В ответ Эйнштейн сообщил, что никакого желания помогать у него нет. А несколькими неделями позже Эйнштейн получил взволнованное письмо от одного из официальных лиц, связанных с Ассоциацией ученых Манхэттенского проекта, где говорилось, что фильм, похоже, получается с явным уклоном в сторону военных. Он прославляет бомбу как оружие, обеспечивающее безопасность Америки. “Я знаю, вы не позволите использовать ваше имя в картине, неправильно интерпретирующей военные и политические последствия создания бомбы, – говорилось в письме. – Я надеюсь, что вы посчитаете возможным использовать ваше имя, если сценарий будет вами одобрен”11.

На следующей неделе к Эйнштейну обсудить этот вопрос приехал Сциллард, и вскоре на него обрушилась озабоченность всего сообщества миролюбиво настроенных физиков. Итак, Эйнштейн прочел сценарий и согласился присоединиться к кампании по остановке производства фильма. “Подбор фактов столь явно вводит зрителя в заблуждение, что я не согласен как-либо с вами сотрудничать и не позволяю использовать мое имя”, – заявил он.

Кроме того, Эйнштейн отправил резкое письмо знаменитому магнату. В придачу к нападкам на картину он высказал претензии и к тону фильмов, выпущенных Майером раньше. “Хотя я не такой уж киноман, из содержания фильмов, выпущенных ранее вашей студией, я все равно знаю, что вы поймете мотивы, которыми я руководствовался, – написал он. – Я обнаружил, что весь фильм строится на точке зрения действующих военных и военных руководителей проекта, чье влияние не всегда направляло его в сторону, желательную с точки зрения человечности”12.

Майер переслал письмо главному редактору фильма. Тот в ответ написал служебную записку, переправленную Майером Эйнштейну. В ней говорилось, что президент Трумэн “очень хотел, чтобы фильм был сделан”, лично прочел сценарий и утвердил его. Эта аргументация явно не была способна убедить Эйнштейна. Там же: “Как граждане Америки мы обязаны уважать точку зрения нашего правительства”. Это тоже был не лучший довод для Эйнштейна. Затем следовал еще менее убедительный аргумент: “Надо осознавать, что для нас потребность в правде, полной драматизма, столь же сильна, как у ученого – потребность в правде истинной”.

Записка заканчивалась обещанием, что поднятые научным сообществом вопросы морали будут должным образом освещены актером Томом Дрейком, исполняющим роль вымышленного молодого ученого. “Среди наших начинающих актеров мы выбрали того, кто наилучшим образом может олицетворять честность и душевные качества, – успокаивали авторы записки. – Вспомните хотя бы его игру в “Молодых годах””13.

Неудивительно, что мнение Эйнштейна не изменилось. Когда сценарист Сэм Маркс написал ему еще раз, умоляя изменить свою точку зрения и позволить вывести его в фильме, Эйнштейн жестко ответил: “Свою точку зрения я объяснил в письме мистеру Луису Майеру”. Маркс был настойчив. “По окончании фильма, – написал он в ответ, – аудитория больше всего будет симпатизировать именно молодому ученому”. А затем позднее в тот же день: “Вот новый, переделанный сценарий”14.