– Если я не сошла с ума, то беседуем мы мысленно, - продолжила она ровным тоном, более пристально разглядывая гостей.

– Да, вы правы. Но это только потому, что вы не знаете Фара, а мы языка вашего мира, - в ответ мило улыбнулась Алинилинель, - и у вас, как и у вашего сына есть некоторые способности, позволяющие нас слышать.

– Ваш сын очень способный, - перевела она взгляд на меня, - и возможно уже сегодня мы устраним это недоразумение.

– Какое из двух? Или трех... Или вы имеете в виду что-то еще?
– недоуменно уточнила мама.

– Обоюдно устраним языковые проблемы, - уточнила Алинилинель.

– А... ой, что же это я, вы, наверное, все голодные, - спохватилась мама, - мой проглот так уж точно, сейчас я вас покормлю,- она быстро поставила на плиту чайник, и зазвенела кастрюлями в холодильнике.

Все немного расслабились, Елинотонель насторожился, а на столе стали появляться тарелки с грибным супом, нарезанной кружочками сухой колбаской и сыром, хлебом, зеленю в виде петрушки и верхушек лука, нарезанное сало с прорезью.

– Картошка уже сварилась, масло я уже кинула, - вручая мне кастрюлю, сказала мама, - перетолки, а я пока котлеты разогрею.

Я быстро выполнил задачу, добавил в картошку молока, окончательно все перемешал, и уселся за стол, догонять остальных, а в особенности Енота. Тот хлебал суп и запихивался хлебом, как будто не ел три дня, причем уже умудрился самостоятельно умять большую часть колбасы с сыром, и половину сала.

– Вот сынок, - с умилением глядя на Елинотонеля, - бери пример с мальчика, какой аппетит!!! А ты вечно сидишь в тарелке что-то перебираешь. Кушал бы как он, в два раза больше был бы...

– В ширину...
– добавил я, глядя на Енота, который уже подчистил все, включая хлеб, и теперь с тоской взирал на кастрюлю с картошкой.

– Мам, картошку давай, а то видишь, человек сейчас вцепится в кастрюлю...

– Сынок, ну что ты так с гостями, он просто очень голодный, - сочувственно глядя на Елинотонеля, сказала она.

Алина кушала в нормальном темпе, с улыбкой поглядывая на всех нас по очереди.

– Вот и картошечка, отбивных сегодня нет, только котлетки. Сейчас еще колбаски с сырком подрежу...

– Мам садись кушать с нами, а то мечешься как всегда по кухне, а Еноту лучше всю палку вручи, не мучай гостя...

У Елинотонеля задергался глаз, и он с обидой посмотрел на меня.

Мама осуждающе посмотрела на меня, и перевела взгляд на гостей.

– Воспитываешь, воспитываешь, учишь, а вырастает вот такое вот, - мама скорбно посмотрела в потолок, - непонятно что... Ветер в голове, турбулентность, можно сказать, - перевела она взгляд на меня, - потому что в пустой, - пояснила она, глядя мне в глаза, - воспаленная хитрость и мания величия... А какой был хорошенький, когда маленький - куколка просто!!!
– и всплеснула руками.

Я закашлялся, подавшись картошкой, и снова повторил попытку покраснеть.

– Весь в папочку, - вспомнила она о чем-то.

– Вот зачем ты мальчика обижаешь? Кличку уже придумал...

– Это в целях конспирации, - стал оправдываться я, - и не кличка это вовсе, а его имя, - Елинотонель возмущенно вскинулся, - только, малость сокращенное, для удобства.

– А как вас зовут?
– поинтересовалась мама, а то нас кое-кто, - и мама покосилась на меня, - так и не соизволил представить.

За неимением возможности снова покраснеть, я стал исправлять упущение, - Это Алина и Енот...

– А полностью?!
– с прищуром уточнила мама.

– Алинилинель и Енотолиноль... Елинот... тот...
– я понял, что хоть покраснеть мне не удастся, но со стыда я успешно покрылся испариной.

– Ага, ты просто не можешь выговорить, - победно улыбнулась мама, - причина как всегда банальна...

– И как нас на самом деле зовут?
– перевела она взгляд на гостей.

– Елинотонель, - привстав, степенно кивнул Енот.

– Мое имя было названо, верно, - улыбнулась Алина. Но ваш вариант сокращения мне тоже нравится, - перевела она взгляд на меня.

Я тоже заулыбался.

– Марина Сергеевна, - представилась мама, - очень приятно со всеми вами познакомиться, а теперь давайте пить чай! Я сегодня купила отличный тортик. У нас он называется, Наполеон.

Все занялись чаепитием, зазвенели ложечки, расколачивая сахар, Енот с тоской взирал на свой кусок торта... По его скорбному лицу было заметно, что знай, он о его существовании, ни за что не обожрался бы картошкой и всем остальным, а непременно бы оставил место.