Когда Гриньша вышел, щурясь, из мрака башни на залитый светом двор, Волхв в изодранной, запятнанной кровью рубахе лежал в изумрудной траве, запрокинув голову и широко разбросав руки – словно собирался охватить-обнять всю льющуюся из бездонной выси добрую голубизну, все тепло, всю слепящую яркость… Мальчик подошел, бросил черный меч и улегся рядом. Такая усталость враз накатила… и такой покой… Волхв покосился на Гриньшу… и снова уставился желтыми своими глазищами в невероятную синь. Остатки туч и клубы тумана, разрываемые ветрами в клочья, виднелись по всем сторонам горизонта, уползающие, умирающие, жалкие… А поверх мира – синь. Яркая, невероятная, невиданная.

– Что, Гришенька, хорош ли этот мир без машины шканской?

– Дивно хорош, князь-батюшка Вольга Всеславич.

– А… догадался… ну да теперь уж все едино.

– А что, батюшка, теперь конец шканам?

– Нет, – тем же счастливым голосом ответил князь, – теперь они гориславову дружину добьют… если до сего часа не управились… А потом всем войском сюда двинут.

– Сюда?! – Гриньша даже присел.

Вольга не изменил позы – лежал по-прежнему, в бездонные просторы уставясь, будто хотел запомнить, удержать в глазах навеки.

– Сюда, сынок. Восстановят башню, новую машину наладят. Отсюда ж ветры дуют, здесь шканам сподручно… Потому и княжий град на этом месте возведен – всегда Ярило в чистом небе, тучи здесь долго не стояли, дождей почти не бывало… Волхвам раздолье.

– Княже, но если шканы сюда заявятся?..

– Буду с ними биться, сколько Ярило поможет. А потом…

– Что потом, княже?

Волхв пожал плечами:

– Потом не мой ответ уж будет. Пока машины шканской на башне нет – люди будут видеть небо. Смогут собраться для отпора вражинам… не смогут ли… Но пока я жив – люди будут видеть небо. Погляди вверх, Гришенька. Разве это мало – видеть небо?

– Нет, князь-батюшка. Видеть небо – это не мало.

Гриньша вздохнул и снова опустился на траву рядом с князем. Развалился привольно – точно так же… и раскинул руки.