— Вы писатель? — спросила она, устанавливая катетер.

Превозмогая боль, Сергей закричал:

Да-а-а-а…

Тревога оказалась ложной.

— Рак пятится назад, — сообщал всем Довлатов.

В «Записных книжках» эта фраза отдана Лене Довлатовой.

Я уже писал, что с английским у Довлатова были сложные отношения: будучи перфекционистом, он стеснялся говорить на языке, который знал не в совершенстве. Искренне удивлялся, как я ориентируюсь на хайвеях по дорожным знакам: «Это ж надо успеть их прочесть на ходу, а потом перевести с английского на русский!» Еще говорил: «Дай бог понять одно слово из целой фразы. Хорошо еще, если это существительное или глагол, а если прилагательное или, хуже того, междометие?» Когда он хвастал своей американской любовницей и Изя ему сказал, что так он заодно подучит английский, Сережа ответил, что выучил пока что одно только предложение благодаря этой нимфоманке: «Fuck me hard», — вы, наверное, помните эту историю.

А вот другая история, опять-таки от Изи Шапиро, который удивился, узнав, что Довлатов боится ездить в метро и попасть в передрягу.

— Такой большой и сильный! Я маленький — и не боюсь.

— Дело в моем английском, — загадочно ответил Довлатов.

— Какое это имеет отношение к драке?

— Самое прямое! Когда дерешься, надо выкрикивать какие-то английские слова, а какие — я не знаю.

— Так вы его по-русски покройте, — нашелся Изя.

— А что, это мысль… — сказал Довлатов.

А Соломон Шапиро вспоминает, как встретил однажды Довлатова на 108-й улице с запиской в руках, которую дал прочесть Соломону.

Что сделать сегодня.

1. Позвонить Карлу Профферу.

2. Купить апельсиновый сок Норе.

3. Сделать ксерокс.

4. Не забыть не поздороваться с Моргулисом.

Сноска в тексте: Карл Проффер — один из Сережиных издателей, а Михаил Моргулис — тоже издатель, самодельный, с которым Сережа был на ножах.

А теперь слово Лене Довлатовой, у которой я сверяю выжатый из вспоминальщиков апокриф:

«Доброе утро, Вольдемар.

Ну и истории. От Соломона Шапиро? О чем так увлеченно мог Сережа говорить с Соломоном, чтобы заставить себя вступить в собачьи экскременты, лишь бы не прерывать такое событие? Накрыть носовым платком — больше в образе. И стилистически ближе.

Насчет списка дел. Сережа их писал в записной книжке, которую я называю книгой. Про это уже было не раз писано. Но это ладно. Пусть создаются мифы. Тем более они имеют право существовать в семействе Шапиро, с которыми мы с Сережей были долго в близких отношениях. Вот только мелкие детали все-таки выдают, что эти истории принадлежат человеку, который не обращает внимания на эти детали. В записке сказано между прочим, что надо купить „сок Норе“. Говоря отцу „Донат“, Сергей всегда называл Нору мамой.

Уверена, что Изя не называл свою маму „седенькой такой старушкой“. Изя все-таки не похож на работника конструкторского бюро, коллекционера анекдотов, рассказываемых в излюбленной ими манере: под Зощенко.

Мне кажется, чем короче такие истории, тем они лучше.

Простите, Вольдемар, за крисисизьм.

Лена читала эти воспоминания? Она все в них одобрила?

Только не обижайтесь на меня. Я ведь по-дружески, как вы и хотели, отметила мелкие несообразности.

Обнимаю, Лена».

Вольдемар Соловьев — Лене Довлатовой.

«Лена, на что мне обижаться? Наоборот, очень-очень вам благодарен. Это же не мои истории — за свои я отвечаю. Но довлатовские мифологизмы важны, чтобы сделать паузу в серьезном и драматическом драйве книги.

Все поправки, Лена, будут учтены — я для того вам и посылаю эти мемуаризмы, чтобы вы их откорректировали. Может быть, иногда стоит дать сплетню-легенду, а потом вашу поправку, чтобы оттенить легендарность Сережиной личности. Превращение человека в миф — процесс, который заслуживает если не анализа, то демонстрации. Это все, за редкими исключениями, доброжелательное мифотворчество — в отличие от поклепов завистливо-стукаческого жанра Ефимова или ревнивых вымыслов Попова.

То есть — опять-таки со ссылкой на Сережу — „вредный стук“. А то, что я посылаю вам, — безвредные, уважительные, дружеские всплески, выдавливаемые мною из вспоминальщиков.

Если не будете сопротивляться, буду и дальше проверять у вас некоторые детали.

Ваш ВС».

Вот отвергнутая Леной история, которую я все-таки приведу — не цензурировать же мне Сережу!

Все, наверное, думают, что мы сидим с Леной на кухне и ведем интеллектуальные беседы, обсуждая раннюю философию Бердяева. А у нас разговоры протекают примерно так (изображая раздражение):