Шрифт:
— Готовы к отплытию? — Рамлал говорил по-английски на удивление хорошо.
— Да. Завтра. Это мистер Даер, мой секретарь.
Даер протянул руку Рамлалу, глядя на мистера Эшкома-Дэнверза. «Что это за чертовщина?» — спросил он себя. Он кивнул, когда их представили.
— Он все устроит, — продолжал мистер Эшком-Дэнверз. — Пакет отдадите ему.
Все это время Рамлал внимательно рассматривал Даера. Обнажив очень белые зубы, он улыбнулся и сказал:
— Есть, сэр.
— Запомнил его? — спросил мистер Эшком-Дэнверз.
— Так точно, сэр.
— Ну, нам пора. С отцом хорошо, я надеюсь?
— О да, сэр. Очень хорошо, спасибо.
— Не слишком много хлопот, надеюсь?
Рамлал улыбнулся еще шире.
— О нет, сэр.
— Это хорошо, — буркнул мистер Эшком-Дэнверз. — Ну, смотрите тут осторожней, Рамлал. Увидимся, когда вернусь. — (Рамлал и Даер снова пожали друг другу руки, и они вышли.) — Теперь, если вы дойдете со мной до кафе «Эспанья», я вас представлю Бензекри.
Даер взглянул на часы:
— Боюсь, мне нужно вернуться в контору. — Настали сумерки, шел легкий дождь. Узкая улица была забита людьми в джеллабах, плащах, турецких полотенцах, рабочих робах, одеялах и тряпье.
— Чепуха, — резко сказал мистер Эшком-Дэнверз. — Вам надо встретиться с Бензекри. Пойдемте. Это важно.
— Ну, раз я ваш секретарь, — улыбнулся Даер.
— В этом деле — да. — Мистер Эшком-Дэнверз шел как мог близко к Даеру, говоря ему прямо на ухо. — Бензекри тут в «Креди Фонсье». Я сейчас покажу вам вход, когда будем идти мимо.
Они вышли на Соко-Чико, заполненную гулом тысячи мужских голосов. Этим вечером электричество здесь было и кафе сверкали.
Пробираясь между кучками мужчин, стоявших за беседами, они медленно переместились к нижнему краю площади.
— Вот вход, — сказал мистер Эшком-Дэнверз, показывая на высокие ворота с железной решеткой на вершине лестницы из нескольких ступеней в нише. — Это «Креди Фонсье», и сюда вы принесете пакет. Просто спросите мистера Бензекри и подниметесь к нему в кабинет. А вот и кафе «Эспанья».
Мистер Бензекри был там, сидел один в конце террасы. Голова у него была как яйцо — довольно лысая, — а лицо — как у озабоченного ястреба. Пожимая руку Даеру, он не улыбнулся; только морщины у него на лбу углубились.
— Выпьете пива? — осведомился он. Акцент у него был сильный.
— Присядем на минутку. Я ничего не буду, — сказал мистер Эшком-Дэнверз; они сели.
— Мне тоже не нужно, — сказал Даер. Ему было не очень хорошо и хотелось виски.
— Мистер Даер на днях принесет вам небольшой подарок, — сказал мистер Эшком-Дэнверз. — Он понимает, что отдать его должен только вам, и никому другому.
Мистер Бензекри серьезно кивнул, глядя в свой пивной стакан. Затем поднял голову и грустно посмотрел с минуту на Даера.
— Хорошо, — сказал он, как будто на этом дело и заканчивалось.
— Я знаю, вы спешите, — сказал Даеру мистер Эшком-Дэнверз. — Поэтому, если вам нужно по делам, идите. И большое спасибо. Я вернусь через несколько недель.
Даер пожелал доброго вечера. Через Соко-Чико и вверх по узкой улице он пробирался с трудом; все двигались ему навстречу. «Мое новое место в жизни: мальчик на побегушках», — думал он со скупой внутренней усмешкой. Мистер Эшком-Дэнверз ему не особо понравился: вел тот себя в точности так, будто платил ему за службу. Не то чтоб он ожидал уплаты, но все равно — главная причина, по которой человек не желает, чтобы ему за такое платили, в том, чтобы не оказываться в подчиненном положении. А он в нем оказался и так.
Уилкокс был нетерпелив, когда он вернулся в контору.
— Что-то вы долго, — сказал он.
— Знаю. Он меня заставил пойти с ним и познакомиться с каким-то другим парнем из банка.
— Бензекри.
— Да.
— Вам не нужно было с ним знакомиться. Эшком-Дэнверз — суетливый старый хрыч. Закроете хорошенько окно, запрете дверь, а свет погасите. Побудьте здесь до половины седьмого. — Уилкокс надел пальто. — Утром зайдете в «Атлантиду» часов в девять, и я дам вам адрес, где делают ключи. Если кто-то будет звонить, скажете, что мне пришлось отлучиться и я перезвоню завтра. До встречи.
7
Дверь закрылась. Даер сидел, оглядывая комнату. Он встал и немного порассматривал карты, поискал в прихожей журналы и не нашел, затем вернулся и снова сел за стол. Буйное нетерпение не давало ему чувствовать себя в комнате уединенно — ему хотелось лишь поскорее выйти отсюда. «Это не то», — машинально твердил он себе; на самом деле он не сидел один в комнате, потому что не верил, что когда-нибудь станет тут работать. Он не мог представить, как изо дня в день сидит в этой непроветриваемой коробке, делая вид, будто занимается несуществующими делами. В Нью-Йорке он воображал нечто настолько иное, что теперь совсем забыл, каким оно будет. Он спросил себя, хотел бы он, зная заранее, каким оно станет, приехать, и решил, что приехал бы все равно, несмотря на глубокую апатию, которую в нем вызывала мысль о работе. Кроме того, работа была слишком химерична и нелепа, это ненадолго. Когда она прекратится, он будет свободен. Он фыркнул, слабо. Свободен, вероятно — с сотней долларов между ним и голодом. Мысль не была приятной: от нее он весь напрягся. Даер прислушался. Поверх шума, издаваемого автомобильными гудками снаружи, тихо шелестел падающий дождь.