Выставка Кистти – самая мусорная выставка, на которой мне удало сь побывать за последние годы», – резюмировал культовый журналист Эса.

Прочитав эту заметку, я как-то сразу пожалел бедного Кистти и его жену Нюнники. Сердце у меня сжалось, потому что жизнь четы Кистти зависит от заказов. А заказы – от репутации. Удар же, который нанес им Эса своей статейкой, вполне способен выбить их из колеи и погрузить в пучину неуверенности и депрессии.

Но колонка Эсы была не самой печальной. Когда я прочитал в «Нижний Хутор Индепендент» о странном инциденте со старухой Тююкки, мое сердце чуть не выпрыгнуло. От возмущения. Это вопиющее происшествие вызвало жуткий скандал в городе. Еще бы: бедная старушка так напугалась, когда на нее напали преступники, что чуть было вместе с мусором не лишилась жизни!

Очень дерзкий преступник, причем с сообщниками, напал на иё в час пик, в мусор-клок, когда на улицах полным-полно народу. Угрожая топором, преступник злобно отобрал у бедной женщины весь мусор. Добычей налетчиков стали пакеты с картонными упаковками, картофельными очистками и остатками роскоши с чьего-то стола – куриными косточками, хлебными корочками, яблочно-грушевыми огрызками и кусками прочей снеди. Тююкки, крепко прижимая к груди сухой букет цветов в шуршащей обертке, который тоже подобрала на мусорке, чтобы пополнить свою уже довольно-таки большую коллекцию – своего рода алтарь засушенных желаний, горько плакала, размазывая слезы сухоньким кулачком. Особо обидело Тююкки непочтительное отношение к ее преклонному возрасту. И всем прочим было обидно, потому что прежде такого беспредела в Нижнем Хуторе не случалось.

«Конечно, – тут же предположили ушлые горожане, – безжалостные преступники могли перепутать пакеты с мусором с пакетами с продуктами. Ведь выходила Тююкки из гипермаркета, где в аптечном киоске приобрела успокоительные капли и «звездочку», а преступники, недобрым делом, подумали, что она выходит с полными мешками продуктов. Ведь Тююкки старушка чистоплотная, и все пакеты у нее такие чистенькие и разглаженные».

Но это сути дела отнюдь не меняло. По городу, где все друг друга знают, тут же поползли слухи о том, что нападают мусорные маньяки – вот ведь святотатство! – исключительно на старушек, из которых уже песок сыплется.

Когда следователю Калле Криминалле подчиненный Паулли со смехом сообщил о случившемся происшествии, тот разволновался так, будто речь шла о чем-то исключительно важном. И сгоревший дом престарелых, и психиатрическая клиника с десятками изжарившихся заживо и задохнувшихся в дыму – всё сразу отошло на второй план в помутневшем сознании Калле.

Подчиненные и коллеги Калле Криминалле Паулли и Ментти, смеясь и подшучивая, уже собирались отдать дело какому-нибудь стажеру, но Криминалле ошарашил всех тем, что взял дело под личный контроль. Еще более удивило коллег его серьезное лицо.

Криминалле очень злило, что всех легавых в Нижнем Хуторе называли мусорами. Он знал, откуда растут ноги у этих кличек, но всё равно было обидно. И почему общество с таким пренебрежением относится к ним, а не к преступникам? Почему именно их называют какашечками?

Всю свою жизнь Криминалле возился с отходами рода человеческого. Всю жизнь ему, первоклассному криминалисту, подсовывали какой-нибудь мусор, который после экспертизы и суда прямиком отправлялся на свалку. А он, Калле, по испачканным кровью и соплями платкам, по осенним полусгнившим листьям с отпечатком туфли, по пивным пробкам и сигаретным бычкам, по рваной и полусожженной перчатке, по испачканным спермой колготкам должен был выйти на след всех преступников и пискотрясов. Так в среде полицейских называли педофилов, эксгибиционистов и прочих извращенцев.

Взять хотя бы последнее нашумевшее дело, в котором профессиональный киллер, словно издеваясь, каждый раз оставлял в холодильнике жертв по два огрызка яблока – мол, вам меня никогда не найти по уликам. Огрызки со всех сторон были обрезаны так, чтобы не осталось ни отпечатков зубов, ни выделений слюнных желез.

Вот с каким мусором ему приходилось возиться! Но наконец-то подоспело такое преступление, в котором все вещи, улики и преступники названы своими именами.

Напавших на старуху Тююкки в Нижнем Хуторе никто не называл иначе, кроме как нечистью и падалью. И Криминалле не собирался давить леща. Идти на уступки, юлить было не в его характере. Теперь у него появился реальный шанс доказать всем и каждому, что менты вовсе не мусора, а чистильщики на мусоровозках, которые по долгу службы зачищают город от отбросов и мрази.

Проводя львиную долю своей жизни в кабинете, заваленном пыльными папками, Калле Криминалле давно разуверился как в природе человеческой, так и в высоком человеческом предназначении. Часами разглядывая мух за толстыми пыльными рамами, он пришел к выводу, что человек и есть мусор истории. Шобляк.

Взять того же художника Кистти. Не ради ли славы он устроил выставку из мусора? А старуха Тююкки, которой давно уже пора уразуметь, что нечего ей занимать чужое место и пора самой отправиться на свалку, подняла такой шум-гам, будто ее лишили не пакетов с мусором, а невинности. А всё ради чего? Ради внимания к своей скромной персоне! Понятно, что каждому охота получить свой кусок славы и уважения и стать персоной из городских хроник, но теперь добрый десяток молодых и сильных людей должны тратить драгоценное время на поиски горе-преступника.

Криминалле очень забавляло, что улик в этой истории не было никаких. Натасканная на запахи собака быстро потеряла след на Мусор-стрит. А единственным свидетелем была сама потерпевшая.

– Он напал в маске, – утверждала перетрусившая бабка. – Я услышала торопливые шаги и подумала, что молодой человек спешит на свидание, на Мусор-стрит. Я посторонилась, уступая дорогу, и тут он замахнулся на меня топорищем. Но я так напугалась, что потеряла сознание и упала до того, как он успел меня жахнуть.