Название проекта и подробности о высших эшелонах «Свободного Марса» стали для Гаррисона ударом под дых, а новости про активатор и самого Ле Роя он бы сравнил с ударом по яйцам… «Твою же мать… — тоскливо подумал Авель, прикидывая перспективы. — Кто бы мог подумать, что сам канцлер — тоже из наших? И я его, получается, собственными руками… Как и адмирала, который слишком близко подобрался к МАСК… Боже…»

— Я вижу, Авель, тебе тяжело… — Гастон шевельнул пальцами, как бы извиняясь за доставленные неудобства. — Немудрено. Ведь ты предал Марс.

— Я не предавал! — взревел раненым быком Гаррисон, стискивая оружие во вспотевшей ладони, и вцепившись другой рукой в шейный платок. — Альянс Свободных Корпораций — не Протекторат, они обеспечат мир и процветание!

— Ты не предатель, нет… Много хуже — ты глупец! — бывший канцлер Марса тяжело вздохнул. — А я — ещё больший идиот…

— Сейчас ты станешь мёртвым идиотом! — взбеленился Гаррисон. — Передай мне коды управления твоими ячейками Сопротивления и системными закладками искинов! Или мы вытащим их из твоего мозга, а для этого живым ты не очень нужен…

— Baises tu, Авель… Иди ты на хрен. — Гастон сплюнул красным на пол, и задумчиво посмотрел на шприц с обезболивающим. — Мои люди останутся свободными, и сохранят честь Сопротивления…

Увидев, как криво усмехается Гаррисон в ответ на его слова, Ле Рой вспомнил сенатора Хитоши Накаями, и порадовался, что не зря имплантировал себе в тело взрывное устройство, собранное из второго заряда гравидеструктора. Разума в глазах Авеля было не больше, чем у иной «землеройки»-кибера, а взгляд застила жажда крови.

— У тебя нет времени, канцлер, но я могу сделать из тебя мученника! Эдакого трагически погибшего защитника свободы и рьяного агента сопротивления. То, что будут говорить о тебе после окончания этой операции, сейчас зависит от тебя! — прорычал Гаррисон, отбрасывая бесполезный парализатор, и выхватывая из кобуры свой тяжёлый плазменник. Нелепая позолота на стволе тускло блеснула в неверном свете люминофора.

— У меня его и не было… — Ле Рой с трудом перевёл дыхание, и надавил на активатор, который всё это время лежал у его бедра. Тело откликнулось судорогой, когда грубо вшитый в брюшину гравитационный блок разогрелся и увеличился в размерах. — Надеюсь, у тебя его тоже больше не будет…

Его глаза медленно закрылись, а тело продолжило подрагивать, мышцы сокращались всё сильнее и сильнее, пока из расходящихся швов на животе не показалось тёмное свечение, разгоравшееся с каждым мигом.

Авель, как заворожённый, стоял и смотрел на свою скорую гибель. От входа доносились крики его подчинённых — кто-то пытался скрыться в коридорах, кто-то, наоборот, рвался к Гаррисону… Потом его грубо схватили чьи-то руки в перчатках штурмовой брони, и отшвырнули в сторону. Сознание померкло от резкого перепада силы тяжести. 

«Вот ты, новый бог своего собственного мира, стоишь на возвышении, смотришь спокойным холодным взглядом на развернувшуюся в долине битву. Ты слушаешь скрежет доспехов, лязг металла, звон мечей и храп коней. Или, может быть, твои глаза видят бесшумное истребление жукообразных существ доблестными рыцарями космического десанта, на чьих шевронах красуются крылатые мечи или хитро подмигивающий красный джокер. В небе сходятся на смерть легкокрылые истребители, по земле ползут тяжеловесные отряды подмоги, а из-за дальней горной гряды уже веет ветерком опускающихся на ровную гладь озера кораблей, способных плавать не только в безвоздушном пространстве.

Здравствуй, новый бог, создатель и мессия, собравшийся посмотреть на истребление ненужных мыслей и попыток, стоящий в отдалении и смахивающий невидимые пылинки с парадного мундира главнокомандующего внутренней войной за право продолжать жить внутри тебя же.

Ты решаешь, кто поменяет позицию, кто останется защищать бесполезные рубежи, а кто пойдёт в атаку. Оцениваешь, взвешиваешь, примеряешь, просчитываешь исходы и варианты, смотришь на крошечные цветные точки, ползущие муравьями внизу, у твоих ног.

И внезапно твой трон, оплот и надежда, опора и каменная скала под ногами разом падают вниз, погребая под собой всех участников сражения. У тебя не остаётся ничего. Твоя армия погибла, враги и друзья, правые и виноватые, нейтральные и спорные союзники, привычные старожилы и опытные воины с юнцами рядом — всё погребено под неоспоримым величием твоей божественной, непререкаемой сути творца своего личного мирка.

И ты сам, теперь ты и никто другой, будешь решать здесь и сейчас, в гуще уцелевших и раненых, как и что тебе делать.