Разрешив вопрос о начале христианской нравственности, мы также разрешили и вопрос о ее мотиве. Любовь к Богу и ближним – вот первый и самый чистый мотив к нравственной деятельности. Подобно тому как, например, занимающийся наукой, если любит ее, движим самыми чистыми побуждениями. Потому-то чем выше существо по нравственному совершенству, тем более оно побуждается в нравственной жизни своей бескорыстной любовью к Богу и подобным себе существам. Так ангелы Божии побуждаются в своей жизни чистейшей любовью к Богу и подобным себе. Но человеку свойственно стремиться к покою, радости, счастью, и чем более он этого ищет в самой любви к Богу и ближним и проистекающих из нее делах, тем выше и совершеннее он в нравственном отношении. Занимающийся наукой чем более ее любит, тем более в ней находит довольство, радость и счастье; и подобно этому Господь Иисус Христос говорит: «Любящий Меня будет возлюблен Отцом Моим, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 14, 21–23). Таким образом, любя Господа, душа имеет в самой себе Господа, предмет своих желаний и стремлений. Тогда человек имеет радость совершенную, о которой Господь Спаситель говорил ученикам Своим, преподавая им заповедь о любви, и о которой Он молился перед Своими страданиями Небесному Отцу (Ин. 15, 11; 17, 13). Послание к ефесянам апостол Павел заканчивает следующими словами: «Благодать со всеми, неизменно любящими Господа нашего Иисуса Христа» (Еф. 6, 24) – любящим Господа преподается Господь. Нравственный человек жаждет и будущей жизни на небе, но не потому, что он на нее смотрит как на плату или награду за свои труды на земле (подобно слуге), а потому, что в будущей жизни он надеется достигнуть полной и неизменной любви к Богу и единения с Ним в силу этой любви, и откуда проистечет и плод его – вечное блаженство.

Мы изобразили самый высший и чистый мотив к нравственной жизни. Но не все и не всегда побуждаются этим высоким мотивом. Так как любовь к Богу в нас далеко не полная, особенно в лицах, находящихся на низших степенях совершенства, то нам часто приходится побуждать себя к нравственной жизни иными мотивами, действующими на нас принудительно. С одной стороны – представлением воли Божией, требующей послушания, а с другой – памятью об ожидающих нас наказаниях или наградах в зависимости от исполнения или неисполнения воли Божией. На этой точке зрения находятся, например, несовершеннолетние учащиеся, принуждающие себя к занятию наукой и хорошему поведению мыслью о приказании и об ожидающих их наказаниях или награде. Не только Ветхим Заветом, но и Новым мы часто побуждаемся к нравственной жизни указанием на эти мотивы. С одной стороны, здесь говорится: «По примеру призвавшего вас святого, и сами будьте святы во всех поступках. Ибо написано: Будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1, 15–16). «Ибо такова есть воля Божия» (1 Пет. 2, 15), «ибо то угодно Богу» (1 Пет. 2, 19); «Сия есть заповедь Божия, да веруем во имя Сына Его Иисуса Христа и любим друг друга, как Он заповедал нам» (1 Ин. 3, 23).

С другой стороны, говорится: «Бога бойтесь» (1 Пет. 2, 17). «Придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими, и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф. 16, 27). «Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6, 7). В частности: «Ищущие удовольствие в различных постыдных делах получат возмездие за беззаконие» (2 Пет. 2, 13). «Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков» (Рим. 1, 18). «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое» (Рим. 2, 9). «Конец служащих греху – смерть» (Рим. 6, 21–23; 1, 23). И наоборот: «Соблюдающий заповеди Божии войдет в жизнь» (Мф. 19, 17). «Подвизающимся добрым подвигом соблюдается венец правды» (2 Тим. 4, 7–8). «Даже напоивший жаждущего чашей воды во имя Христово не потеряет своей награды» (Мк. 9, 41). «Кратковременное легкое страдание верующего и праведного человека производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор. 4, 17). Или кому не известно ублажение Господом Спасителем в нагорной беседе смиренных, сокрушенных, кротких и т. д. (Мф. 5, 3 и далее). Каждому известно и изображение в Евангелии вечного мучения грешников и вечного блаженства праведников.

А самое низшее побуждение к нравственной жизни состоит в принуждении себя к ней не ради духовных и вечных благ, а ради чувственных и временных – земных. Но и это побуждение не исключено совсем Священным Писанием. Особенно в Ветхом Завете богоизбранный народ часто побуждался Моисеем и пророками к верному служению Богу и к исполнению своих обязанностей указанием на ожидающее его в этом случае земное благополучие. И в Новом Завете говорится, что ищущим Царствия Божия и правды Его все земное само собой присоединится (Мф. 6, 33). «Всякий, кто оставит домы или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 29). «Благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1 Тим. 4, 8). А людям злым предвозвещается стеснение, разорение и разрушение до основания их благосостояния (Лук. 19, 42–44).

Проявления человеческой воли, согласные с Божественной волей и произрастающие из любви к Богу и ближнему, называются добрыми, или добродетельными, а не согласные с законом и происходящие из эгоизма и самолюбия называются злыми, или греховными, – грехом. Таким образом, слово «добродетель» равносильно со словом нравственность, а слово «грех» равносильно слову «безнравственность». Следовательно, свойства добродетели те же, что и нравственности, а именно – свобода и законность; а одушевляющее начало в добродетели есть любовь. Но человеческая свобода сама по себе недостаточна для исполнения нравственного закона и одушевления искренней любовью к Богу, в этом и состоит отличие христианской добродетели от языческой, что в первой содействует благодать Божия.

В древнее время спрашивали: одна добродетель или их много? Возможно ли исследовать добродетель? Стоики утверждали, что добродетель одна. Они говорили, что кто имеет одну добродетель, тот имеет и остальные добродетели, потому что все они теснейшим образом связаны. Добродетель действительно одна, если иметь в виду единство действующей воли, закона деятельности и характера, вырабатываемого нравственной деятельностью. Потому и выразился апостол Иаков: «Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем» (2, 10). Почему? Потому, что согрешивший в одном повреждает единство своей воли, разрушает целость нравственного своего характера, преступает единый закон и единую святую волю Законодателя (Иак. 2, 11). Но добродетелей много, если принять во внимание множество различных предметов человеческой деятельности, множество сторон и моментов, переживаемых человеком в своем усовершенствовании. С этой точки зрения добродетель дробится. В одном отношении человек может быть более добродетельным, в другом – менее или даже порочным. Один только начинает добродетельную жизнь, и его добродетели еще слабы, разрознены и немногочисленны, а другой уже усовершенствовался, и его добродетели крепки, полны и закончены. Единая, по существу, добродетель раздроблена до крайности у католических богословов, особенно у казуистов и иезуитов. В этом отношении они противоположны стоикам.

Изучима ли добродетель? Сократ считал, что да, но он смешивал добродетель со знанием. Аристотель справедливо ему заметил, что, кроме знания, есть в добродетели упражнение и привычка. Действительно, насколько в добродетели есть знание, а именно знание правил деятельности и обстоятельств ее, настолько она изучима, и, таким образом, родители и учителя могут прямо сообщать детям и ученикам добродетель. Но насколько добродетель есть упражнение и привычка, настолько она не изучима, т. е. не передаваема из книг и уст учителей и родителей, ее нужно приобретать каждому для себя. А это главное в добродетели.

Сознательное и свободное противление воли человека нравственному закону и Божественной воле называется грехом. Грех есть беззаконие, говорит апостол Иоанн (3, 4). Таково формальное определение греха. По содержанию же грех противоположен любви, он есть эгоизм или ложное самолюбие. Вместо того чтобы сосредоточить свою жизнь в Боге, греховный человек ставит себя самого целью своей жизни. Он захотел быть как боги, т. е. вздумал удовлетвориться самим собой, независимо от какого бы то ни было высшего существа. Все ищут своего, так характеризует апостол Павел греховных людей (Фил. 2, 21). Потому он увещевает христиан, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего (2 Кор. 5, 15), – никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10, 24). А предаваясь только самому себе, греховный человек предает и себя миру. Совместно с ложным самолюбием его характеризует ложное миролюбие. Потому апостол говорит о грешниках, что они поклонялись и служили твари вместо Творца (Рим. 1, 25).