В 1922 году мне пришлось проповедовать в одном из храмов за Таганкой, недалеко от Рогожского кладбища. Говорил о св. Николае Чудотворце и о том, сколько им совершено чудес и какой он скоропослушник.

После службы ко мне подходит хорошо одетый человек лет сорока пяти, представляется как бывший владелец магазина готовых костюмов на Петровке П-кий и просит зайти к нему напиться настоящего кофе, который у него сохранился еще с довоенного времени, причем объясняет, что моя проповедь его растрогала и он хочет поделиться со мной двумя случаями, которые произошли с ним и из коих можно видеть, как помогает святой Николай Чудотворец.

Я согласился. П-кий с женой жили недалеко от храма. Они были бездетными; по обстановке и вещам было видно, что прежде они имели хорошие средства.

Вот что рассказал мне гостеприимный хозяин: «Отец мой жил в небольшом уездном городке Воронежской губернии. Занимался мелкой торговлей, скупая по деревням пеньку, лен, кожи и т. п. Жили мы бедно; у отца была большая семья.

Однажды в декабре, когда мне исполнилось десять лет, отец решил взять меня с собой, направляясь в селения, расположенные верстах в двадцати пяти от города, для скупки товара. У нас была старая лошадь и очень легкие санки. Стоял прекрасный зимний день. Солнце уже пригревало, дорога была хорошая, и мы не заметили, как отъехали от города более чем на десять верст. Местность там степная, и нам не попалось по дороге ни одного селения.

Вдруг ветер переменился, набежали тучи, и пошел дождь. Дорога почернела. Скоро вся наша одежда намокла, и вода стала затекать нам под воротники. Также внезапно ветер перешел на северный, ударил мороз, и кругом загудела метель. Буран в той местности – очень опасная вещь, и мой отец, обеспокоившись, стал погонять лошадь, которая с трудом передвигалась по занесенной снегом дороге. Буран усиливался. Намокшая одежда заледенела, и мы стали страдать от холодного ветра, проникавшего через одежду до самого тела. Лошадь замедлила свой ход и, наконец, встала. Внезапно нам стало как-то тепло и приятно, и мы задремали. Наконец я заснул.

Вдруг я увидел вдали какую-то светящуюся точку, которая быстро приближалась, увеличиваясь в объеме и постепенно принимая вид светлого овала, на котором вскоре обозначилось лицо пожилого человека с короткой бородой и темными волосами, однако седыми на концах.

Этот человек грозно посмотрел на меня и сказал: «Вася, разбуди отца». Я сделал попытку подняться, чтобы исполнить это, но все мои члены отказывались мне повиноваться, и я не мог пошевельнуться. Тогда старец громко закричал: «Василий, тебе говорят! Разбуди же отца, ведь вы замерзаете!» Я снова сделал попытку привстать и разбудить отца – но опять безуспешно. И вдруг я заметил, что моя рука лежит на руке отца. Тогда я изо всех сил нажал на нее ногтями через рукавицу.

Отец проснулся, и в этот момент недалеко от нас тявкнула собака. Тогда он встал, перекрестился и сказал: «Слава Богу, мы спасены!» Затем он вышел из саней и пошел на лай, не обращая внимания на буран.

Скоро мы наткнулись на плетень. Собака залаяла громче. Идя вдоль плетня, отец пришел к хате однодворца, жившего здесь на своем земельном участке. Когда тот вышел на стук, отец объяснил ему, что мы сбились с пути и начали уже замерзать.

Уже через пять минут я оказался в жарко натопленной избе, где меня растерли теплой водкой и положили, закутав в полушубок, на печь. Подоспел самовар. Мне дали чаю, и я уснул как убитый. На другой день мы встали поздно, но совершенно здоровыми и решили вернуться домой.

Я как-то совершенно забыл о видении, думая, что это был сон, и никому ничего не рассказал.

Первого января мать мне говорит: «Ты, Вася, сегодня именинник. Пойдем к обедне: ты исповедуешься и причастишься Святых Тайн». Когда кончилась служба, мать моя задержалась в церкви, не находя нигде своей поминальницы. Пока она ее искала, я стал бродить по храму и вдруг, к своему изумлению, увидел на правом столбе, поддерживающем купол, изображение того старца, который мне явился, когда мы с отцом замерзали во время нашей неудачной поездки. Меня это так поразило, что я не мог оторвать глаз от этого изображения, написанного прямо на оштукатуренной стене.

Между прочим, художник изобразил то, чего не может быть: у старца на голове темные волосы, а концы их седые. Таким привиделся мне старец, когда я замерзал. Старец был изображен во весь рост на светлом фоне медальона овальной формы, в крестчатой фелони, – как я его видел.

Мать стала звать меня домой. Я же, взволнованный, стал делать ей знаки, чтобы она подошла ко мне. Затем я рассказал ей о том, что произошло со мной, когда нас застиг в поле буран.

На мою мать рассказ произвел сильное впечатление. Она сказала мне: «Это изображение святого Николая Чудотворца. Он спас жизнь тебе и отцу». Она немедленно попросила вызвать из алтаря священника, которому передала мой рассказ и просила отслужить благодарственный молебен с акафистом святителю Николаю.

Святитель Николай спас мне жизнь через много-много лет, когда я уже жил в Москве и имел довольно известное в городе предприятие, иногда удачно конкурируя с Мендлем. Это было в 1920 году.

Время было голодное. Приобрести что-либо съестное в деревне можно было только в обмен на какие-нибудь вещи, ценные предметы, одежду или обувь. При этом крестьяне все это ценили очень дешево, а продаваемые припасы – наоборот, очень дорого.

В январе или феврале я, взяв с собой для обмена отрезы ситца, кое-какую одежду и тому подобные предметы, поехал по железной дороге в Тульскую губернию, в хорошо известную мне местность, где я знал нескольких зажиточных крестьян. Выйдя из вагона на одной из станций за Тулой, я пришел в соседнюю деревню, где жил знакомый мне крестьянин. Рассказал ему о цели, с которой я приехал, и просил одолжить лошадь, чтобы съездить в одно ближайшее село, где мне в ответ на мой запрос обещали уступить три мешка картофеля в обмен на мануфактуру и одежду.