Нет! Коварное зло, которое попыталось сломить Алона страхом, на неё действовало по–другому. А фальконер? Что оно применит против него? В Тирте росла уверенность, что существо, окопавшееся здесь вместе со своими слугами, постарается использовать против них всевозможные хитрые средства, что оно не хочет физического нападения. Почему? Меч — да, возможно, именно из–за оружия Силы, которое окутывало их призрачным светом. Может, благодаря этому оружию, которое само пришло к нему в руки, фальконер из всех троих вооружён лучше всего.

Девушка расслышала взмах крыльев, приблизилась к мужчине и коснулась его плечом.

— Я должна добраться до главного зала, — прошептала она как можно тише. — Только оттуда я знаю дорогу.

Он ответил не сразу, но и не отодвинулся от неё. Как девушка пыталась успокоить Алона, так и он успокаивал её. И на этот раз она не испытала гнева и возмущения. Они трое были едины в своей цели и должны до конца рассчитывать друг на друга.

Снова шум перьев. Тирта в полумраке разглядела, что сокол расправляет крылья, наклоняет голову, вытягивает вперёд шею, но не к лестнице, от которой они отошли, а в сторону другого конца коридора. Фальконер быстро развернулся в том направлении, переложив меч в коготь, потому что в то же время быстрым движением извлёк игольное ружьё, и, как обычно, пошёл впереди. Он крался осторожной походкой разведчика, и Тирта, ведя с собой Алона, пыталась ему подражать. Свет рукояти, казалось, оказывал на мальчика успокаивающее воздействие; тот хоть и продолжал цепляться за пояс Тирты, но уже открыл глаза и рядом с ней пробирался вслед за мужчиной.

Так они добрались до остатков другой лестницы. Ступени из камня, перила деревянные. Но поручни, как и панели на стенах — всё это сгорело. Спуск здесь будет опасным. Зато лампы внизу не было, а крыша терялась во тьме где–то высоко над головами: они, должно быть, находились на верхних этажах башни.

Сокол поднялся в воздух, в котором они ничего не видели. Фальконер пошёл вниз — по одной ступени за раз, голова в шлеме медленно поворачивалась, как будто он прислушивался, потому что плохо видит. Слабый свет меча не усиливался. Странно, но когда Тирта и Алон начали спускаться вслед за фальконером, держась в двух ступеньках от него, мальчик, казалось, полностью освободился от страха. На его маленьком лице глаза казались больше обычного, он пристально всматривался во мрак.

И вот они остановились в обширном холле у подножия полуразрушенной лестницы. Впервые Тирте показалось, что она узнаёт это место. Она повернула налево, ведя с собой Алона, фальконер шагал рядом с ней. И даже в темноте, разбавленной только тусклым сиянием меча, девушка догадалась, что именно находится перед ней, как будто она снова попала в сон.

Это был парадный зал. В Тирте поднималась волна возбуждения, которое уже не мог преодолеть страх. Надо же, как далеко она забралась; притяжение, ведущее девушку, усилилось, овладело ею полностью. Она больше не кралась, но уверенно шла вперёд.

Помост для кресел–тронов был на месте. Но самих тронов нет; несомненно, их поглотил огонь или изрубили в щепки те, кто захватил крепость. Теперь следовало повернуть сюда, за ширму.

Она была так уверена, что встретит сейчас ширму, что даже протянула руку, чтобы коснуться её. Но ладонь наткнулась на голую стену. Фальконер, предвидя просьбу, поднял меч и повернул рукоятью вперёд. Тирта была полностью уверена, что то, что она ищет, находится за стеной. Она почти оттолкнула руку Алона, подбежала к стене, провела по ней пальцами. Те оставили следы в пыли и грязи, но на этот раз ей не повезло. Никакой ручки она не обнаружила, эту дверь так просто не открыть, как ту, что вела в водосток.

Оно находится там! Тирта это знала наверняка. Она попыталась справиться со своим нетерпением. Закрыла глаза: то, что она делает, может быть очень опасно, но она должна теперь припомнить все подробности своего видения, повелевать им, как раньше оно повелевало ею. Только так сможет она попасть к сокровищу и взять его в руки.

Главный зал — девушка постепенно вспоминала его, извлекала из пустоты и развалин. Вот так сидел лорд, вот так его леди, между ними двумя на столе стоял ларец. Потом прозвучала тревога. Чем больше Тирта напрягалась, тем отчётливее становилась картина. Теперь она видела и остальных, кто во сне промелькивал лишь смутной тенью, видела их волнение, страх и возбуждение, их решимость, ужас и прежде всего храбрость, которая горела, как яркий факел в ужасной тьме.

Леди… Тирта не сознавала, что и сама теперь держит руки высоко у груди, прижимает невидимое к сердцу. За резной ширмой — давно сгоревшей — другая стена из крашеного дерева, со сложным рисунком, позолоченная. Теперь её тоже нет. Но не стена так важна. Тирта не поднимает руку к её поверхности. Напротив, приближается на цыпочках в своей изношенной обуви и прочно ставит ноги на пол, выложенный множеством мелких цветных камешков, образующих сложные прямоугольные узоры. Инстинктом она ищет один из этих камешков, чуть больше остальных, и твёрдо наступает на него, прикладывая на него весь свой вес.

Она почувствовала сопротивление. Попробовала ещё раз, её подгоняла необходимость торопиться. Один, два, три раза. Теперь, когда она так близко, ей не могут помешать пройти!

Стена сдвинулась. Со скрипом, словно металл трётся о ржавый, давно не смазывавшийся металл, открылся проход. И из него показался свет, синий, слабый, но всё–таки свет!

Тирта бросилась вперёд. Когда дверь открылась, видение исчезло. Но девушка продолжала призывать его себе на помощь. Это было то самое тайное место, перед ней наконец–то откроется то, что она должна сберечь. Это сокровище хранили её предки, и обет этот очень древний.