– Я не хочу бросать учёбу. Я боюсь, что если брошу курсы, то я стану самодовольным или что-то в этом роде. Даже Артуро до сих пор учится.

– Да?

– Ага. Он учится частным образом, но всё ещё числится в классе Иванки.

Иванка Павлова - ещё один известный преподаватель, хотя при упоминании её имени Ставрос закатывает глаза. "Попробуй сделать это в классе Иванки", - говорит он, когда кто-нибудь делал что-нибудь излишне эффектное.

– Какой он?

– Артуро?

– Ага. Какой он в плане работы, я имею в виду. Мне не нужно рассказывать личную информацию о нём. Меня он интересует только в профессиональном плане, понимаешь? Например, как он... как думаешь, что делает его таким невероятным?

– Я думаю, он настоящий.

– Настоящий?

– Ага. Как будто он совсем не притворяется, понимаешь?

Я кивнула, словно понимала.

– Он всегда настоящий, - Джеймс замолчал, как будто стоит ли сказать больше.
– Например, один раз у нас была сцена или у нас должна была быть эта сцена, где мы изображаем копов, правильно... Он мой отец, нас сделали напарниками, но он не хотел быть моим напарником, потому что волновался за меня, я же сорви голова из Джорджии, понимаешь? По идее он должен был наорать на меня в машине, и его реплика была следующей: "Выметайся отсюда! Выметайся!» Или что-то в этом духе. И он пришёл к выводу, что эта реплика не подходит ему, поэтому он просто решил не произносить её.

– Вау, - сказала я.

– Ага, - сказал он.

– Но... стой. Я в шоке. Так... если он не говорил ничего, то, как тогда закончилась сцена?

– Кто знает? Может быть, они перепишут её. Или переснимут. Или, может быть, она идеальна и так. У Артуро прекрасно развит инстинкт.

– Но почему же тогда она просто не закончил сцену?

– В тот момент такие слова не подходили ему.

– Но ему платят за это столько денег.

– Ну, он зарабатывает столько денег, потому что он настоящий.

– Но разве быть настоящим тогда, когда этого требуется, не является частью его работы?

– Он артист.

– Да. Но это всё игра. В смысле, он на самом деле настоящий, как ты и сказал, артист, но в тоже время всё, что мы делаем, это игра, это ненастоящее.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что вы на самом деле не копы.

– Эм...э

– Это всё притворство. Правильно? В этом заключается работа актёра. Притворяться, как будто всё происходит на самом деле.

– Это не просто работа... это искусство.

– Да, - сказала я.
– Понятно.

Но на самом деле я не поняла. Я чувствовала себя виноватой, как будто слишком долго мылась в душе и использовала всю горячую воду. Я не могла представить, чтобы я сказала целой группе людей, подождать, пока я закончу сцену, которую я не могу закончить, потому что не могу сыграть её по-настоящему. Но Артуро Денуччи бесспорно великолепный актёр. Может быть, так и нужно. Может быть, я играла бы лучше, если бы не волновалась о том, что нужно быть вежливой.

– То есть, я согласен, что есть некий предел, допустимое поведение, - сказал Джеймс.
– Но ценность работы Артуро заключается в процессе. Как я говорил Пенни, когда мы были ещё вместе, в мыле это невозможно. Оно сделает тебя безжизненной, потому что в этом процессе нет свободы. Поскольку это всего лишь огромная куча страниц дерьма, которое продолжают снимать, несмотря ни на что, и история продолжается, ничего не поделаешь, пока сериал не закончится. В мыле нет чёртовой красоты.

Я была абсолютно уверена, что он только что сказал, что больше не встречается с Пенелопой, что в обычной ситуации было бы волнующей информацией, но к тому моменту у меня уже были мозги набекрень, я была голодна, а глаза сухие и зудели. Я была готова.

– Уже больше десяти, - протяжно сказала я.
– Я вымотана, и мне нужно что-нибудь поесть.

– Давай ещё раз повторим сцену, пожалуйста? Всего лишь один раз, - сказал он.
– Давай отбросим все ограничения, и изменим всё.

– Зачем?

– Просто забавы ради. Давай будем следовать импульсивному желанию, всему, что придёт в голову, всему чему угодно.

– Например?

– Неважно. Смеяться не в том месте. Прыгать вверх-вниз. Здесь нет неправильного выбора. Удиви меня.

Трепет, который я ощущала, когда мы начали, полностью исчез. Идея прыгать вверх-вниз без причины вызывала раздражение. Я устала и хотела съесть что-нибудь вредное и отправиться спать. Сейчас Джеймс казался мне раздражающим. Я не хотела "отбрасывать" всю ту работу, которую мы проделали в последние несколько часов. Я думала, что мы и занимались для того, чтобы понять, как мы справимся, когда будем давать представление для всего курса. Идея об "отбросим всё" казалась бессмысленным потворством своим слабостям. Джеймс посмотрел на меня своими ярко-карими глазами, ожидая ответа. Но на его лице появилось нечто наподобие улыбки, и я поняла, что он меня подразнивает, подначивает меня, хоть я и не чувствовала себя, подначиваемой. Я не хотела сдаваться так легко.