Бабка громко зевнула, открыла глаза и с оторопелым видом оглянулась по сторонам.

— Мне слезть надо, слава господу, — сказала она.

— Сейчас подъедем к кустикам, — сказал Эл. — Вон уж недалеко.

— Какие там кустики. Говорю, мне надо слезть. — И она захныкала. — Слезть хочу, слезть.

Эл прибавил газу и, подъехав к низкому кустарнику, резко затормозил. Мать открыла дверцу, помогла беспомощно засуетившейся старухе вылезти из машины и провела ее за куст. И когда бабка присела на корточки, мать стала рядом, поддерживая ее, чтобы она не упала.

Наверху тоже зашевелились. Лица у них были красные, обожженные солнцем, от которого некуда было спрятаться. Том, Кэйси, Ной и дядя Джон с трудом спрыгнули вниз. Руфь и Уинфилд перелезли через борта и кинулись в кусты. Конни осторожно снял с машины Розу Сарона. Дед проснулся и высунул голову из-под брезента, но глаза у него были пьяные, слезящиеся, взгляд все еще бессмысленный. Он смотрел по сторонам, вряд ли узнавая окружающих.

Том крикнул ему:

— Дед, хочешь слезть?

Старческие глаза равнодушно остановились на его лице.

— Нет, — сказал он. На миг в этих глазах вспыхнула злоба. — Говорю, не поеду. Останусь, как Мьюли. — И он снова потерял всякий интерес к происходящему. Мать помогла бабке одолеть дорожную насыпь и подвела ее к грузовику.

— Том, — сказала она. — Под брезентом, в самом заду, сковорода с костями. Достань ее. Надо закусить. — Том достал сковороду и обнес всех по очереди. И семья, стоя у дороги, принялась обкусывать с костей поджаристое мясо.

— Хорошо, что хоть это с собой взяли, — сказал отец. — У меня ноги как деревянные, ступить трудно. А где вода?

— Разве не у вас там? — спросила мать. — Я целый кувшин налила.

Отец стал на нижнюю планку и заглянул под брезент.

— Здесь нет. Должно быть, забыли.

Всех немедленно обуяла жажда. Уинфилд захныкал:

— Пить хочу. Я хочу пить.

Мужчины облизнули губы, почувствовав вдруг, что им тоже захотелось пить. Всем стало не по себе.

Эл сказал, чтобы как-то рассеять тревогу:

— Воду достанем на первой же станции. Кстати и горючее надо пополнить.

Верхние пассажиры взобрались по бортам на свои места; мать помогла бабке влезть в кабину и села рядом с ней. Эл включил зажигание, и машина тронулась.

Двадцать пять миль от Касла до Падена, а солнце уже клонилось к западу. Пробка радиатора начинала подскакивать, из-под нее струйками выбивался пар. Не доезжая нескольких миль до Падена, остановились у заправочной станции с двумя бензиновыми колонками; перед изгородью был водопроводный кран с длинным шлангом. Эл подвел туда грузовик. Со стула позади колонок поднялся толстяк с красным от загара лицом и такими же красными руками и пошел к ним навстречу. На нем были вельветовые брюки, рубашка с короткими рукавами, поверх нее помочи; на голове — серебристого цвета картонный шлем, защищающий от солнца. Пот мелким бисером выступал у него на носу и под глазами и стекал по складкам шеи. Он шел, воинственно и строго поглядывая на грузовик.

— Хотите купить что-нибудь? Бензин, части?

Эл уже вылез из кабины и кончиками пальцев отвинчивал пробку радиатора, то и дело отдергивая руку, чтобы не обжечься паром.

— Мы возьмем бензину, мистер.

— Платить есть чем?

— А как же. Вы что думаете, мы попрошайничаем?

Толстяк сразу смягчился.

— Ну, тогда все в порядке. Наливайте воду. — И поспешил объяснить: — Сейчас столько всякого народу проезжает, — остановятся, нальют воды, напачкают в уборной да еще украдут что-нибудь, а купить ничего не купят. Не на что — денег нет. Клянчат, дай им хоть галлон бензина, чтобы с места сдвинуться.

Том, рассерженный, спрыгнул на землю и подошел к толстяку.

— Мы на даровщинку не рассчитываем, — злобно сказал он. — Ты что это нас обнюхиваешь? Мы у тебя клянчить не собираемся.

— Да нет, я ничего, — заторопился толстяк. Рубашка у него взмокла от пота. — Наливайте воду, а если уборная понадобится, вон она.

Уинфилд схватил шланг. Он сделал несколько глотков, потом подставил под струю голову и лицо и отскочил в сторону весь мокрый.

— Совсем теплая, — сказал он.

— Что у нас в стране делается, просто не знаю, — продолжал толстяк. Он уже нашел другую тему для жалоб и оставил Джоудов в покое. — Каждый день проходит машин пятьдесят — шестьдесят, народ подается на Запад, с ребятишками едут, со всем своим скарбом. И куда их несет? Что они там будут делать?

— Туда же, куда и нас, — сказал Том. — Едут на новые места. Ведь где-то надо жить. Вот и все.

— Не знаю, что у нас в стране делается, просто не знаю. Вот я стараюсь держаться кое-как. А думаешь, большие новые машины здесь останавливаются? Держи карман шире! Они идут дальше, в город, к желтым заправочным станциям, которые все принадлежат одной компании. Хорошим машинам у таких лачуг, как моя, делать нечего. Сюда подъезжает большей частью безденежная публика.