Шрифт:
Солдат вечным сном спит на родине у дороги из Шепетовки в село Городище. Блестят под солнцем натертые сапогами и колесами камни.
Когда Николаю было семнадцать лет, он начал работать. Он мостил эту дорогу, подгоняя друг к другу угловатые камни. Эту дорогу не скоро сотрут колеса и крестьянские сапоги. Пять километров дороги от села в Шепетовку, в ту самую Шепетовку, где жил Николай Островский.
В Алжир солдат увез книгу непреклонного человека. По этой книге люди учатся быть сильными. Для Пяскорского Островский был к тому же и земляком. А это много значит, когда уезжаешь далеко от отцовского дома и когда обязательно надо быть сильным.
На могилу солдата чьи-то руки каждое утро приносят полевые цветы. Это не один человек. Это проходят по мощеной дороге разные люди и кладут на могилу цветы. Горят на могиле розы, привезенные из Алжира. Школа, где он учился, названа его именем. Сельская улица названа его именем. Портрет в Шепетовке висит рядом с портретом Островского. У солдата люди учатся быть сильными.
Минувшей весной без него цвели вишни у дома под соломенной крышей. Этим летом в Алжире без него созрели пшеница и апельсины.
Этим летом на десять годов постарела женщина, Пяскорская Федосья Филипповна — мать солдата.
«Он любил ловить рыбу. Бывало, скажет: «Мама, я сейчас» — и побежит к пруду вот по этой дорожке».
Почему-то он больше всего запомнился матери бегущим по этой дорожке к пруду.
У матери за одно лето потемнело лицо. У отца за одни сутки, пока лежала на столе алжирская телеграмма, голова стала белой. Отец не уронил слезы. Он сам минер. Прошел войну до Берлина, ранен. Отец знает, как умирают минеры. Отец работает сторожем в школе.
Вечером, когда умолкают голоса ребятишек и школьные коридоры становятся гулкими от тяжелых мужских шагов, школьный сторож останавливается около красной доски с портретом сына, потом зажигает лампочку над картой с двумя полушариями. В который раз ищет отец на карте лоскут земли с надписью «Алжир» и думает, думает…
Спелые сливы склонили ветки в садах Городища. Светлыми фонарями светятся в листьях осенние яблоки. В Алжире созрели апельсины и хлеб. Одно солнце наливает плоды в разных концах земли. Под этим солнцем блестят камни мощенной солдатом дороги…
Две матери, проснувшись утром, вытирают слезы. Два солдата на земле погибли в один день. Американец погиб во Вьетнаме. Русский погиб в Алжире. Слезы по сыновьям у всех матерей на земле одинаковы. Но ответы на вопрос: «За что погибли солдаты?» — разные.
Шепетовка — Москва. 16 сентября 1964 г.
«Видим звезды!»
НАШ СПЕЦИАЛЬНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ ВАСИЛИЙ ПЕСКОВ ПЕРЕДАЕТ С КОСМОДРОМА БАЙКОНУР
Космодром. Я должен немедленно передать, что случилось. Только что в небо ушла ракета. Вон в синеве еще горит рубиновый огонек. Даль и синева делают яркое, солнечной силы пламя рубиновым огоньком. Вот уже и его не видно. Вот мелькнула серебристая чешуйка отделившейся первой ступени. Люди еще не опускают биноклей, но ничего уже нет, кроме тонкого дымного следа. Синее холодное небо. Ракеты как будто и не было. А ведь всего полторы минуты назад она стояла вон там, на желтой полосе косогора. Не улеглись еще клубы красноватого дыма, и не остыли еще камни, нагретые жаром ракеты.
Сто раз гляди — и сто раз будет колотиться в висках от волнения: нет на Земле сейчас зрелища более величественного, чем этот подъем огромной машины на ослепительно белом столбе огня. Рев этого пламени слышишь всем телом. Он начался легким шипением у основания ракеты, потом от него задрожала земля, казалось, зашевелилась трава. Сейчас тишина, какая бывает всегда, когда люди еще как следует не опомнились от того, что увидели. Вот все бросились к телевизору.
На экране лицо Комарова, видимость не очень хорошая. Но голос у космонавта бодрый:
— Все в порядке, все трое чувствуем себя хорошо!
И еще голос:
— Видим звезды!
Это голос Феоктистова. Значит, они уже далеко, если видят черное небо и звезды. Нам сейчас видно только синее, беззвездное небо.
Их трое сейчас видят звезды и осеннюю Землю с большой высоты. Космический экипаж начал работу. Я расскажу о последних днях перед этой минутой.
С самолета мы любовались осенним пожаром. Леса и рощи были в огне.
— Любопытно, а с орбиты они различат эти краски?