В Саратове прибор был доработан. Испытания продолжились в ноябре 1961 года. Предоставим слово Николаю Ефимовичу:

– На старт вывезли вторую ракету 63С1 со вторым аппаратом ДС-1. Холод был собачий. О нем мне пришлось забыть, когда стало известно – опять «сработали за бугор» (так было принято говорить об авариях). Как оказалось, к ней был причастен и я. Две секунды оставались до окончания полета, когда закончился окислитель. На меня сразу же набросились с вопросами: кто определял объем заправки и куда упала ракета? С первым было ясно, считали объем окислителя я и Жиляков. Со вторым было сложнее. Надо было попотеть над расчетами, а представитель Янгеля В.М. Ковтуненко требовал дать ответа немедленно, потому что место падения обломков ракеты могло быть самым неожиданным – города, поселки, чужие страны! Мне было приказано рассчитать полосу падения при условии, что ракета может прекратить полет на любой секунде. Когда я доложил Вячеславу Михайловичу, что полоса вероятных падений готова, а в нашем случае обломки ракеты должны были пропороть небо над Индонезией, тот схватился за голову! Запросы индонезийского правительства, ООН, демонстрации протестов возле наших посольств…

Да, и с такими необычными ситуациями приходилось сталкиваться нам – ракетостроителям. Мое первое участие в запуске ракеты, так уж получилось, что не какой-то обычной, а баллистической межконтинентальной стратегической орбитальной ракеты, которую в США назвали «орбитальным бомбардировщиком», закончился обстрелом пятидесятого штата США – Гавайских островов! И в этом была виновата группа введения полетного задания в ракету. В нее входил и я! После этого эмоций было через край. Мне тогда казалось, что меня непременно расстреляют по требованию американцев. Но тогда же США свою грандиозную ракету из-за собственных ошибок «отправили» на Кубу. Однако об этом уже было рассказано в начале этого исторического эссе.

– До сих пор скандала нет, – в который раз с улыбкой рассказывал о промахе Николай Ефимович, – индонезийцы особый народ. Мало что знал о ракетах. Они были рады установить контакт с инопланетянами. Было даже сообщение в индонезийской прессе: в Юго-Восточной Азии потерпел крушение НЛО, его обломки сгорели над океаном! Но мне тогда было не виртуальных миров. Пытались мы с Жиляковым понять, в чем была причина нехватки жидкого кислорода»? Расчеты-то были без отступлений, по методике, созданной в ОКБ-1 Королева, неоднократно проверенной при пусках королевских ракет! Причина прояснилась в Днепропетровске. Прилетел я из Капустина Яра. Тот час меня вызвал заместитель Янгеля Н.Ф. Герасюта. Приказал – пиши рапорт! Думая, все кончено, выгонят, посадят в тюрьму! На другой день Николай Федорович остыл, пригласил в кабинет. Спросил: видел отчет твоего коллеги Ф.И. Кондратенко?

В отчете, как оказалось, обосновывалась необходимость при расчетах массы окислителя по заимствованной нами методике из ОКБ-1 Королева вводить поправочный коэффициент. Отчет был секретным, доступ к нему имел ограниченный круг лиц. Список специалистов, допущенных к отчету, составили или Николай Федорович, или тот, кому Герасюта доверил. В этом секретном списке меня и Жилякова не было. Вот так бюрократическая секретность угробила ракету и сыграла злую «шутку» с нашим ОКБ-586 и со всем СССР!

Энтузиазм после второй неудачи не ослаб. Это сейчас при аварии пресса кричит: «Катастрофа с ракетой! Гнать в шею ее разработчиков!». Но в то время надо было доказывать, что инженерная мысль и рабочие руки способны решить поставленную задачу, несмотря на отдельные погрешности или несуразность секретных правил. Но встал на повестку дня вопрос: при первых двух запусках загубили два аппарата, предназначенных для работы в космосе. Следует ли губить третий, несмотря на то, что первые образцы исполняют испытательную роль. Третий аппарат было решено упростить до минимума. В течение двух месяцев были разработаны в ОКБ документация, а на заводе изготовили шар с радиопередатчиком для посылки в космос позывных. Шар назвали «Искусственный спутник Земли ДС-2». Уже в марте 1962 года на космодроме Капустин Яр испытатели работали круглосуточно.

День 16 марта 1962 года был холодным, ветреным. Стартовые системы сработали четко. Ракета вспорола облачный покров. Бурно ликовали ракетостроители на командном пункте, когда по громкой радио связи услышали радостный голос ведущего репортаж о полете ракеты-носителя:

– Есть отделение объекта! Зарегистрированы сигналы передатчика!

Это означало, что ДС-2, выйдя на орбиту, отделился от второй ступени и заработал в космосе. Умение, упорство и труд победили! Долгожданное свершилось!

Как ликовали на космодроме, в Днепропетровске, Харькове, Москве, Саратове, других городах, когда услышали по радио сообщение ТАСС! На следующий день газеты сообщили о том, что в СССР выведен на околоземную орбиту новой ракетой «Космос» новый спутник «Космос». Параметры орбиты: перигей – 217 километров, апогей – 980 километров, угол наклонения орбиты «Космоса» к плоскости экватора – 49 градусов.

Сразу же возник вопрос: почему на орбите «Космос», а не «ДС-2»? Мы сами же нашли ответ: «ДС-1» и «ДС-2» – это же то, чем обозначены наши днепропетровские спутники в технической документации, а стране и миру нужны были звучность, эпохальность!

Так было положено началу отсчета огромной серии космический аппаратов под названием «Космос» – «Космос, Космос-2, 3, 1500, 3500…». Наш носитель 11К63-63С1-Космос долгое время демонстрировался в Москве, на Выставке Достижений Народного Хозяйства в павильоне «Космос». Его создатели получили правительственные награды и золотые медали выставки.

С 1969 года носитель «Космос» стал использоваться для выведения на околоземные орбиты космических аппаратов «Интеркосмос», разработанных нашим КБЮ в содружестве с научными организациями дружественных стран.