Вот почему система не приемлет меня, а я не приемлю систему. Я не взаимозаменяем и не позволяю себя сделать таковым. И я – не расходный материал.

Мы свернули в сторону строки. Дорогу перекрыл БТР. Павел Константинович опустил стекло, показал документы и одноразовый пропуск. Одноразовый – только на время саммита глав государств, потом он уничтожается.

У высотки стояли несколько машин, в том числе машина «Скорой». Павел Константинович по-хозяйски подошел, глянул внутрь. Жикнул молнией.

Не опознать. На меня пялился бельмами полностью обгорелый труп. Но на сей раз у нас есть что-то для опознания.

Я забрался в машину – от мешка дух был тяжелый, отвратительный. Отстегнул молнию дальше, пока не добрался до рук.

Так и есть. На левой не хватало мизинца и части безымянного.

Он просто отрубил их и бросил в огонь там, в Ар-Рутбе. Чтобы их нашли и по анализу ДНК заключили, что это он. Он так ненавидел нас, что готов был и на это.

Я смотрел на обгорелый труп, сам не знаю зачем. Мутило.

– Чем его?

– Ракетой. Мы заказали ударный самолет, он барражировал в двадцати километрах от города. По выстрелам его засекли и навели ракету. Это был единственный способ покончить с ним раз и навсегда.

Как бьется сердце.

И тут я осознал, что это вовсе не сердце. А мобильный телефон, поставленный на виброзвонок. Включил, глянул. Вот же гад.

– Дайте ключи.

Павел Константинович посмотрел на меня и без лишних слов дал ключи. Спасибо и за это.

В доме у меня была система контроля, простая и практически непроходимая, пассивная. Ее мне собрали наши умельцы, и ее особенностью являлось то, что при нарушении периметра она не взрывалась воем, не посылала никуда никаких сигналов. Она вообще не посылала никаких сигналов. Ее можно было активировать с сотового, набрав специальный номер. И в ответ приходила информация, есть кто в доме или нет. Хорошая информация, с видео. Именно за счет того, что она была пассивной, ее практически невозможно было обнаружить. А мне не надо было знать, кто побывал в доме, – точнее, надо, но для этого у меня есть другие средства. Мне надо знать, есть ли кто в доме именно сейчас.

Система показывала – есть. Черт возьми, есть.

Сукин сын.

В дом я не полез. Я просто остался в машине, пересел назад и привел в боевую готовность хранящийся в машине автомат. И когда Подольски вышел из дома и направился к своей машине, я направил автомат на него и включил лазерный прицел. Машина у него была светлого цвета – и красная точка на багажнике сказала ему все, что он хотел знать.

Он остановился. Медленно повернулся ко мне. Я показал ему рукой – иди сюда.

Он подошел к машине.

– Салам алейкум. Садись, – показал я на переднее пассажирское.

Краем глаза я заметил, как сзади по улице мигнул фарами «БМВ», выбираясь из ряда припаркованных машин.

– Твои?

Он ничего не ответил.

– Твои. Скажи, чтобы не дергались.

«БМВ» остановился напротив, боковые стекла с моей стороны опущены, виден стрелок на заднем сиденье. Скорее всего, посольские из Блекуотера, или как они там теперь. Зи, что ли. Но им стрелять неудобно – «Тойота Ланд Круизер» намного выше, они почти ничего не видят.

Удерживая автомат одной рукой, я протянул вперед вторую. В ней был пульт автомобильной сигнализации.

– У меня машина заминирована. И ты знаешь, что это так. Рискнут – отправимся к Аллаху все вместе.

Алекс сделал рукой знак «спокойно» – ладонью вверх-вниз. Как бы утрамбовывая.

– Машина заминирована, – сказал он водителю. – Не стрелять.

Они и не стреляли. Я, кажется, даже узнал одного.

– Скажи, чтобы отъехали. Пусть встанут перед твоей машиной. И сидят в своей, не выходят. Едут пусть медленно, неторопливо. Если сделают что-то не так – я подорвусь. Мне терять нечего.

Алекс дисциплинированно передал в машину все, что я ему сказал.

Какое-то время охранники посольства размышляли – в конце концов, они тоже профессионалы и им сильно нагорит, если они потеряют военного атташе. В этом мире огромное значение имеет репутация, и изгадить ее можно одним-единственным инцидентом, после которого тебя хорошо если статик-гардом возьмут. Думаю, сыграло роль то, что я был русским. Во многих фильмах, даже в компьютерных играх, есть места, в которых русские сознательно жертвуют собой. И связываться с психованным русским они не хотели.