Утром Алина принеслась ни свет ни заря. В одной руке она держала дорожную сумку, а второй сжимала Санькино запястье. Неужели опять решила повесить на меня своего ребенка?

— Алина, только без обид, Саньку не возьму, потому что Анюту отправляю к свекрови на дачу. А там, сама знаешь, не забалуешь. У Розалии Аркадьевны от детского крика начинают болеть уши, потом повышается внутричерепное давление, а там и до инсульта недалеко. Так что, Алина, грех на душу взять не могу.

— Ну, Мариночка, они тихо себя вести будут. Я сама их отвезу.

— Все знают, как они тихо себя ведут. Даже не проси.

— Хорошо, — согласилась Алина, скроив на лице злорадную улыбку. — Ты сама меня попросишь отвезти детишек на дачу.

— С чего бы это мне тебя просить? — насторожилась я.

— А с чего бы это я к тебе прибежала спозаранку?

— Ну и с чего?

— А с того, что Степа прислала весточку! — торжественно изрекла Алина.

— А почему она тебе прислала, а не мне, не нам с Олегом? — обиженно спросила я.

— Наверное, из соображений конспирации. Да не расстраивайся так! Письмо получила моя соседка, Вероника Алексеевна.

— Когда, когда получила?

— Вчера вечером из почтового ящика достала и мне отдала.

— И ты молчала? — завопила я. — Давай, живо сюда письмо!

— Не умеешь ты, Мариночка, радоваться сюрпризам. А я хотела тебя попросить потанцевать, — с невинной улыбкой призналась Алина.

— Алина, не выводи меня из терпения. Не отдашь письмо сию же секунду, станцую на крышке твоего гроба, — вполне серьезно пригрозила я.

— Грубо, — пробурчала она, но письмо все же отдала.

Я вцепилась в почтовый конверт. Знакомый почерк, ровные буквы. Вне всякого сомнения, писала Степа. Сбоку конверт был разорван, внутри лежал сложенный вдвое листок из блокнота. Дрожащими от нетерпения пальцами я извлекла записку из конверта.

— Читала? — спросила я Алину.

— Да, мне же принесли. Читай теперь ты.

«Дорогие Марина и Алина! — так начиналось письмо. — За меня не волнуйтесь, у меня все хорошо. Чтобы не подвергать вас лишним неприятностям, не говорю, где я. Но скоро все станет на свои места, и мы обязательно встретимся. Поцелуйте за меня деток и Олега. Ваша Стефания».

— Ясности никакой. Но то, что она жива, это уже хорошо, — я еще раз пробежала взглядом записку и посмотрела на Алину. — Что скажешь?

— На штемпель посмотри, пожалуйста.

— Белозерск, — прочитала я и почувствовала, как у меня в голове закопошились мысли одна гениальнее другой. — Белозерск.

— Именно. Белозерск. Смекаешь, куда подалась наша Степа?

— Не знаю как, но она узнала историю Настиного жениха и решила разобраться, как его документы и, главное, кулон оказались у постороннего человека. Потому и подалась в Белозерск. Алина, а если она все еще там? Далеко до Белозерска? Это ведь соседняя с нами область. Сколько туда ехать?

— Если поторопимся, часа за четыре доберемся.

— Может быть, и впрямь, Саньку с Анькой к Розалии на дачу отправить? Авось один день с детками она переживет? Удар не схватит старушку, как думаешь? Сань, вы себя тихо будете вести?

— Как две рыбы, выброшенные стихией на пустынный берег. С вашей бабой Розой как бы нам самим удар не схлопотать, — пробурчал Санька.

— Вот видишь, они будут молчать целый день до нашего прихода. Санечка, вы ведь с Анюткой азбуку глухонемых знаете?

Саня кивнул, вживаясь в роль глухонемого ребенка.

Через час, забросив детей на дачу Розалии Аркадьевны — не уверена, что она была им безумно рада, — мы мчались в сторону Белозерска. Трасса была незагруженная. Алина вела машину уверенно и ровно, мало кого обгоняла и нигде не останавливалась. Так что до конечного пункта мы доехали даже быстрее, чем предполагали.

Белозерск оказался современным городком, основанным в семидесятые годы рядом с соледобывающим комбинатом. Центральные улицы были застроены в основном пятиэтажными домами. Ближе к окраине, как и положено, располагался частный сектор. Алексей говорил, что Настин дом стоял недалеко от памятника Ленину. А статуи вождей в те годы было принято ставить на центральных площадях. А уж Ленину, так вообще в самом-самом центре, чтоб центрее и придумать было нельзя.

Алина увидела указатель «Центр» и покатила в указанном направлении. Вскоре мы увидели каменного вождя с простертой рукой, указывающей советскому народу дорогу в светлое будущее.

— Вот он, который живее всех живых! — радостно воскликнула Алина и остановила машину.

Мы вышли и стали озираться по сторонам. Площадь, на которой стоял памятник, была просторной, и огораживали ее не меньше десятка зданий. А сам памятник мог быть виден даже из окон домов, которые стояли на прилегающих к площади улицах.