Шрифт:
По прошествии этого срока князь Голицын приказал позвать меня в приказ — обширное здание, состоящее из четырех огромных корпусов и выстроенное князем Голицыным. В нем находится несколько палат, из которых каждая предназначена для особого совещания. Совещания эти до вступления Голицына в министерство происходили в ригах [59] .
Я увидел министра, сидящего со многими боярами по сторонам [60] , в конце большого стола. Он велел подать мне кресла, и, когда я сел, переводчик спросил у меня по латыни о моих письмах. Я представил министру письма, посланные со мною к нему от литовского великого канцлера [61] , в которых он уведомлял его, что я послан в Московию по делам его величества короля польского, вручившего мне особую грамоту к царям.
59
В ригах — кремлёвские здания представляли собой в основном избы в 2–3 этажа» объединенные переходами, сенями, площадками и крыльцами, пока при царе Фёдоре Алексеевиче (1676–1682) не возобладал фасадный стиль, общий для христианской Европы. Посольский приказ занимал один корпус сравнительно нового (1680) здания московских приказов, выделяясь глобусом над крышей.
60
За бояр Нёвилль, видимо, принял пятерых богато одетых дьяков Посольского приказа. Из бояр В.В. Голицыну помогал в приказе только его сын князь Андрей.
61
Канцлер Великого княжества Литовского Марциан Александр Огинский (1684–1690) был хорошо знаком с канцлером Голицыным по переговорам о Вечном мире в Москве в 1686 г. Голицын поддерживал с ним переписку через своего представителя в Смоленске Никифора Краевского. Сопроводительной записки Огинского было бы достаточно для приёма Нёвилля Голицыным, даже если о грамоте польского короля к царям Нёвилль присочинил (а это, скорее всего, так, ведь без официального приёма грамоты его никто бы из Москвы не отпустил).
Министр отвечал мне, что переговорит с царем Иоанном, который один находится в столице, и надеется, что мне вскоре назначат аудиенцию. Потом, по обыкновению, спросил он меня о здоровье канцлера, не дерзая из почтения спросить о здоровье короля [62] . После этого я встал, чтобы удалиться, министр также встал, желая мне вскоре удостоиться счастья видеть царя.
Через несколько дней потом я послал из вежливости попросить у него свидания в его доме, где и приняли меня не хуже, чем при дворе какого-нибудь итальянского князя. Разговаривая со мною по латыни о делах европейских и спрашивая моего мнения о войне, начатой против Франции императором и союзными князьями [63] , и особенно о революции в Англии [64] , министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их [65] .
62
Ещё одно свидетельство, что даже гонцом (низший посольский ранг) короля Нёвилль в Москве не был. «Спрашивать о здоровье» дипломатического партнёра было обязательно по протоколу, нарушение которого считалось оскорблением.
63
Аугсбургская лига была создана в 1686 г. Голландией, Священной Римской империей германской нации, Испанией, Швецией, Баварией, Пфальцем и Саксонией с целью остановить агрессию Франции. В 1689 г. к Лиге присоединилась Англия. Соединёнными усилиями к 1697 г. наступление Франции удалось остановить.
64
Имеется в виду «Славная революция» 1688 г., в результате которой королём стал Вильгельм Оранский, а Англия вступила в Аугсбургскую лигу. Вряд ли пострадавший от революции Нёвилль знал, а Голицын интересовался «Биллем о правах» (1689), по которому в Англии установилась конституционная монархия. В рукописи дополнение: «он разбирался в новостях той страны, куда я был послан королём Польши в это время и был там задержан и ограблен на обратном пути».
65
В рукописи ещё более удивительно: «он предложил мне все виды водок и вин, советуя мне в то же время предупредительным (добавлено: и учтивым) образом не пить вовсе».
Он обещал доставить мне аудиенцию через несколько дней и, конечно, исполнил бы свое обещание, если бы не впал в немилость, каковое обстоятельство до такой степени изменило порядок вещей, что были пущены в ход оружие и огонь, и если бы не смелое и счастливое вмешательство царя Петра, приказавшего схватить главных представителей партии царевны Софьи, то разгорелся бы бунт, подобный тем, о которых мы уже упоминали.
Прошло времени недель шесть, и, будучи все еще в неведении относительно того, к кому мне отнестись, я решился писать к молодому Голицыну, любимцу царя Петра [66] , изъявляя ему мое удивление, что мне не дают никакого ответа касательно моей аудиенции и грамот, которые должен я вручить. Он извинялся, слагая вину на смятения, бывшие в последнее время, и уверил меня, что царь скоро приедет в столицу, что и случилось действительно 1-го ноября.
66
Борис Алексеевич Голицын, князь, комнатный стольник Петра с 1676 г., когда А.С. Матвеев и Нарышкины по обвинению в подготовке дворцового переворота были сосланы; один из главных участников заговора, приведшего 10-летнего Петра на престол в 1682 г. В правление Софьи и В.В. Голицына был теневым министром иностранных дел петровского двора и, видимо, считал себя естественным преемником канцлера, но после переворота 1689 г. управление Посольским приказом не получил. Несомненные заслуги князя Бориса в организации переворота напугали Нарышкиных, и его попытка смягчить участь Василия Васильевича была представлена мнительному Петру как измена. Водка, которой князь Борис усердно заливал острый ум и совесть, участвуя во всех «развлечениях» Петра, служила своего рода защитой от подозрительности Нарышкиных, опасавшихся слишком для них образованного и благородного союзника. В ведении князя Бориса был оставлен приказ Казанского дворца, управлявший огромной территорией Нижнего Поволжья, порученный ему еще Софьей (1683), но и тот был отобран после Астраханского восстания 1705 г. Мучимый совестью за бездарно растраченный талант, Борис в 1713 г. принял постриг и скончался в одно время с преданным им Василием Васильевичем (1714).
Едва услышал я об его прибытии, как послал к его любимцу просить аудиенции. При посещении его он не беседовал со мною так, как его родственник, но только угощал меня водкою, и все время свидания с ним прошло в питье. Я мог узнать при этом от него, этого пьяницы, только то, что аудиенцию дадут мне через три дня, после чего могу я ехать, если мне будет угодно. Но до истечения назначенного срока и этот Голицын впал в немилость, и я принужден был принять другие меры.
Должность думного дьяка или государственного секретаря иностранных дел была тогда временно отдана некоему Емельяну [67] ; имя это значит по-славянски «когти», или «лапу», и очень кстати было ему, ибо он прежадный до корысти и загребает, где только может. Хотя он был одною из креатур великого Голицына и всем своим счастьем был обязан ему, бывши первоначально простым писарем, но он первый, однако же, стал чернить своего благодетеля.
67
Емельян Игнатьевич Украинцев, стрелецкий сын или мелкий дворянин, выслужившийся из подьячих Посольского приказа (1660), в дьяки (1675) и думные дьяки (1681). Участник дворцового переворота в апреле 1682 г. в пользу 10-летнего Петра, затем ближайший сотрудник В.В. Голицына, участник множества переговоров в Москве и нескольких зарубежных посольств. Вовремя переметнувшись к Нарышкиным, возглавил коллегию дьяков Посольского приказа (1689), а при Петре стал домовым дьяком (1696). Взятки брал, однако имел совесть не продавать государственные интересы, пока в 1700 г. в Константинополе не вынужден был по прямому требованию Петра отдать туркам завоевания Голицына. В Провиантском приказе (1702–1706) скандально проворовался, был бит кнутом и отослан за границу. Умер в Венгрии (1708).
Оскорбившись на меня за то, что я за разрешением мне отъезда обратился не к нему, а к любимцу царя Петра — (Борису Алексеевичу) Голицыну, Емельян, как только этот Голицын впал в немилость, отказался исполнить приказание, данное ему насчет меня Голицыным от имени царя Петра, коим мне предоставлено было либо дожидаться аудиенции до Крещения, либо уехать, следуя приказанию короля польского, опасавшагося за последствия этих смятений.
Емельян успел извернуться перед царем, уверивши его, что меня надобно задержать на некоторое время, ибо король польский прислал будто бы меня вести переговоры с бывшим первым министром и уверить принцессу Софью и Голицына в его покровительстве. Доказательством своего мнения он приводил то, что вопреки обыкновению, соблюдаемому в Московии, и противно обязанностям моего звания я многократно бывал, как частный человек, у князя Голицына [68] . Узнавши о хитрости Емельяна, я решился прибегнуть к верному средству, а именно: предложить ему под рукою сотню червонцев, и вместо того, чтобы послать к нему деньги, как уговорились с ним, я решился сам поехать к нему и заплатить ему взятку лично.
68
«Бывал, как частный человек» — важное признание Нёвилля, независимо от того, какие дипломатические миссии он себе приписал.
Приятель мой Артемонович [69] (в оригинале именно так. — Прим. ред.), которому я рассказал о моем деле, нарочно пришел к Емельяну в то время, в которое он назначил принять меня, и я сурово объяснился с Емельяном в его присутствии, ибо я успел уже ознакомиться с характером москвитян, незнакомых с правилами вежливости. Чтобы достигнуть каких-либо результатов, с ними не должно обращаться учтиво и еще менее пускать в ход просьбы, так как такое обращение вызывает с их стороны презрение; напротив, для достижения своей цели следует говорить с ними гордо и внушительно.
69
Андрей Артамонович Матвеев (1666–1728), сын канцлера Артамона Сергеевича и Евдокии Гамильтон, получил отличное образование. С юных лет служил Петру комнатным стольником (1674–1691, исключая ссылку с отцом в 1676–1882). Ярый противник царевны Софьи, после ее свержения был сослан опасавшимися умных людей Нарышкиными воеводой в Двинской край (1691–1693). Затем представлял петровское правительство в Амстердаме, Вене, Париже и Лондоне (1699–1715), по возвращении в Россию стал графом, сенатором, президентом Юстиц-коллегии. Переводил с латинского, оставил проникнутые ненавистью к Софье и ее сторонникам Записки (Сахаров Н. Записки русских людей. СПб., 1841).
Я сказал, что в лице моем нарушены все народные права [70] ; что король весьма ошибся, когда посылал меня и уверил, что ныне москвитяне уже не варвары; я сказал, что мне так тяжело быть у них, что я готов купить за деньги разрешение уехать [71] , но, будучи посланником великого государя, соседа и союзника царского, мне остается только сообщить ему, что мне препятствуют исполнить его приказание, и, не испросив себе аудиенции, возвратиться к его двору.
70
В рукописи: «что права человека ущемлены в моем лице».
71
«Я готов купить за деньги разрешение уехать» — свидетельство, что Нёвилль обивал пороги вовсе не из-за фантастической идеи получить аудиенцию у государя.
Когда все это было сказано мною на латыни и Артемонович перевел слова мои Емельяну, мы выпили несколько чарок водки и вина за царское здоровье, и я простился с ним, приказавши одному из польских дворян [72] отдать обещанные сто червонцев, присовокупляя, что они предназначаются якобы для его секретаря. Емельян не осмелился принять эти деньги, вследствие чего я повсюду восхвалял его великодушие, зная, что только этим путем я могу получить право уехать.
Между тем Пётр снова призвал ко двору (князя Бориса Алексеевича) Голицына [73] , и я поспешил посетить его и вместе с ним порадоваться его возвращению. Он сказал мне, что весьма удивляется, каким образом Емельян (Украинцев) мог остановить мое дело, о котором уже было приказано до удаления его, Голицына, от двора, что он будет жаловаться о том царю, который считал меня уже отбывшим, и что он берет на себя доставить мне честь целовать царскую руку.
72
Приказывать шляхтичу, не занимая более высокого положения в Речи Посполитой, в то время было практически невозможно; Нёвилль вновь хвастает.
73
В рукописи: «в это время Пётр обязал своего фаворита Голицына вернуться ко двору».