Я пожал плечами:

– Не думаю, что хоть однажды видел его на наших встречах. Хотя с большой долей уверенности можно предполагать, что его жизнь была как раз неуправляемой. Его одежду и образ жизни еще можно списать на эксцентричный характер, но если ты начинаешь стрелять на улицах в незнакомых людей, значит, что-то с тобой очень сильно не в порядке. Но разве мы можем утверждать, что пиво всему виной? Я, например, не уверен в этом. Возможно, он насобирал пустых цинковых банок в таком количестве, что допился потом до безумия, но с таким же успехом мог быть совершенно трезвым, но решить, что Глен Хольцман – родственник сестры Хо Ши Мина. Несчастный придурок!

– Барри назвал его добрым человеком.

– Он, наверное, и был добрым, – сказал я. – Но до прошлой недели, когда вдруг превратился в злого человека.

Я остался у нее на ночь, а до своего отеля добрался только после обеда на следующий день. Задержался у стойки, чтобы проверить почту и телефонные сообщения. Затем поднялся в номер. Какой-то мистер Томас звонил мне дважды. Вчера вечером и в половине одиннадцатого этим утром. Он оставил свой номер, начинавшийся с цифр 718, а это означало Бруклин или Куинс. Номер был мне незнаком, да и фамилия ничего не вызывала в памяти.

Еще одно сообщение оставила накануне в одиннадцать вечера Джен Кин, и оставленный ею номер я когда-то знал наизусть. Какое-то время я всматривался в буквы ее имени и фамилии, потом в семь цифр телефонного номера. Его я не набирал уже достаточно давно, и если бы она не продиктовала его, пришлось бы рыться в справочнике.

Интересно, что ей от меня понадобилось.

«Это может быть все что угодно, – подумал я. Вероятно, связано с АА». Возможно, она возглавляла теперь новую группу в Сохо или в Трайбеке и хотела, чтобы я там выступил. Или ей попался новичок, история которого походила на мою, и она решила, что именно я смогу лучше всех помочь ему.

Или что-то личное. Быть может, собралась замуж и сочла необходимым информировать меня об этом.

А быть может, она только что с кем-то порвала отношения и почему-то захотела поставить меня в известность.

Чем гадать, проще было выяснить. Я снял трубку и набрал ее номер. На четвертом гудке со щелчком включился автоответчик, и ее голос предложил мне оставить сообщение после сигнала. Но стоило мне начать наговаривать его, как она сама прервала меня, подойдя к телефону. Я дождался, чтобы она отключила автоответчик, а потом спросила, как я поживаю.

– Жив и трезв, – сказал я.

– Жив и трезв. Ты по-прежнему всем так отвечаешь? Стандартным набором слов?

– Нет, только тебе.

– Что ж, старина, мое состояние можно описать этими же словами. Вот справила очередную годовщину в мае.

– Двадцать седьмое мая, верно?

– Неужели ты смог запомнить?

– Я все запоминаю.

– А твоя годовщина осенью. Я ничего не запоминаю в отличие от тебя. В этом месяце или в следующем?

– В следующем. Четырнадцатого ноября.

– В День ветеранов. Нет, я, конечно, ошибаюсь. День ветеранов у нас одиннадцатого.

Ни она, ни я не были трезвы, когда наши жизненные пути впервые пересеклись. Мы встретились, когда я работал над одним из своих расследований. За несколько лет до этого в районе Борум-Хилл Бруклина женщина была убита ножом для колки льда. Все указывало на то, что преступление совершил серийный убийца. Когда я уже ушел из полиции, они поймали маньяка, но вот только оказалось, что он никак не мог совершить именно того убийства. И отец жертвы нанял меня, чтобы я покопался в остывших уже углях и попытался найти реального виновника.

В то время, когда было совершено преступление, Джен Кин была замужем за человеком по имени Корвин, а жила по соседству с убитой женщиной в Бруклине. К моменту начала моего расследования она давно развелась и перебралась на Манхэттен. Это и привело меня однажды в ее коморку на Лиспенард-стрит, где мы первым делом распили бутылку, крепко накачались, а потом очень быстро оказались вдвоем в одной постели.

Мне казалось, что мы отлично подходили друг другу по обоим параметрам, но прежде чем я сумел убедить ее в этом на практике, она заявила о невозможности наших дальнейших отношений. По ее словам, она уже однажды обращалась к анонимным алкоголикам, а сейчас преисполнилась решимости сделать новую серьезную попытку, и простой здравый смысл подсказывал: невозможно наладить трезвый образ жизни, если якшаешься с горьким пьяницей. Я пожелал ей удачи и оставил в мире церковных подвалов и бодрых, но дурацких, по моим представлениям в ту пору, лозунгов.

Но прошло совсем немного времени, и мне тоже пришлось искать дорожку в тот мир. Пару раз меня откачивали в реанимации, потом я лежал в больнице с сильнейшей алкогольной интоксикацией. У меня находилось достаточно силы воли, чтобы не пить несколько дней подряд, но в конце концов я неизменно покупал бутылку и устраивал себе праздник в честь собственной трезвости.

Однажды ночью я оказался у нее на пороге, не в силах придумать другого способа, как дожить до утра и напиться. Она дала меня кофе и позвонила переночевать на диване в гостиной. Через пару дней я вернулся, и спать на диване одному мне уже не пришлось.