По той же причине случалось, что многие иноземцы, ездившие в Россию и судившие о русских поверхностно, в таких дурных чертах изображали их рассудок; зато другие, никогда не видавшие России и изучавшие русских только по их поступкам и переговорам, как например, Пуффендорф в «Жизни Карла-Густава» и другие, сколько они ни жалуются на их ложь и плутовство, однако ж не отказывают в похвале, следующей их рассудку и остроумию.

1. В основе вероисповедания, а именно в церковных догматах, Петр I не сделал ни малейшего изменения во все свое царствование, напротив, еще всегда заявлял особенное усердие к сохранению чистоты вероисповедного учения и старался так называемых раскольников или еретиков (schismaticos), отлученных от Церкви в правление его отца, возвратить в ее недра обложением чрезвычайной податью, необыкновенной барщинной работой, позорным отличием в одежде и другими подобными кроткими понудительными мерами, даже велел сожечь живыми некоторых их учителей.

2. Правда, что в его время в России стали употреблять в учении о Причастии слово «пресуществление» (Transubstantion) вместо слова «претворение» (Transmutation), которым прежде пользовалась в этом случае Русская Церковь. В напечатанном по его приказанию Катехизисе тоже несколько смягчено учение о почитании икон, получившем вид простого, холодного приветствия им.

Но первое, незаметно для самих себя, ввели русские попы, которые если и знают что-нибудь, то научились в папистских училищах в Польше, а потому и много усвоили католических понятий; им и спустили это, так как Греческая Церковь в основании совершенно согласна с Римскою насчет этой статьи.

Смягчение учения об иконах – просто одна затея Новгородского архиепископа, посредством которой он охотно устранил бы совсем эту соблазнительную статью, не оскорбляя, впрочем, значения Второго Никейского собора, который постановил ее. Но прочее духовенство никогда не хотело одобрить того и, по кончине Петра I, безбоязненно отвергло и признало незаконным.

3. Таким образом, ныне учение Русской Церкви вполне согласно во всех членах веры с тем, которое было в общем ходу в России до Петра I, так же и с догматами Греческой Церкви; еще до сей минуты вся Русская Церковь признает книгою Символа веры «Исповедание веры Восточной Церкви», сочиненное в прошлом столетии некоторыми греческими духовными в Могилеве, по согласию с несколькими русскими духовными и потом напечатанное на греческом и латинском языках [185] .

4. Но зато в иерархии и благочинии Русской Церкви Петр I задумал разные существенные перемены и большею частью привел их к счастливому концу. Самою важною исходною точкою всех других было уничтожение патриаршества в Москве и объявление Петром I себя верховным епископом или главою своей Церкви.

5. А так как константинопольские проповедники христианской веры ввели эту веру в Россию, эта страна и подчинена была тамошнему патриаршеству в духовных делах до исхода XVI столетия. Митрополит всей России, который сначала имел свое местопребывание в Киеве, а потом в Москве и которому подчинены были все русские епископы, иногда избирался этими последними, а иногда назначался великими князьями и царями, но всегда должен был получать утверждение от Константинопольского патриарха.

К этому же духовному лицу поступали все обжалования (appellationes) во всех духовных спорах; к нему же относились и цари не только в делах совести, но и когда какой-нибудь пронырливый и кичливый епископ начинал поднимать голову перед ними или когда чего-нибудь требовали у духовенства, а оно не имело охоты на то.

А как цари умели подкреплять свою просьбу значительными подарками, то редко и получали отказ у жадных, терпевших нужду патриархов, особливо после того, как турки овладели Константинополем и отняли у патриарха всякое значение, да еще ввели в обыкновение продавать этот сан тому, кто больше даст за него.

6. Насколько русские государи находили свои расчеты при таком образе действий, настолько же невыгодно было для духовенства уважение к такому главе, который не имел ни воли, ни силы защищать их от государя, да еще при всяком случае и выдавал их ему. Это заставило духовных подумать о средствах, как бы избавиться от этого чужеземного бича и добыть себе верховного вождя в своем отечестве, имеющего общие с ними выгоды и по собственным делам принужденного действовать заодно с ними против государя.

Они делали для того разные попытки еще во времена Ивана Васильевича, которому историки дают имя Грозного, хоть и не так основательно, как обыкновенно думают. Но этот был слишком прозорлив, чтобы не распознать таившегося пронырства. Оттого и все их старания были напрасны при его жизни. Зато нашли они благоприятное время, когда взошел на русский престол сын его, Федор Иванович. Он не имел ни способности, ни охоты к правлению.

Его лучшее удовольствие было лазить по колокольням да звонить в колокола, а правительственные работы возложил он на своего первого министра, Бориса Годунова. При таком слабом государе духовенству нетрудно было получить все, чего только оно хотело, да и первый министр с удовольствием взялся за случай привязать к себе это сильное сословие, которое могло когда-нибудь пособить ему, а также много и повредить в исполнении его властолюбивых замыслов, уже в то время бывших у него на уме.