I Николай
Шрифт:
Спали мы на железных кроватях, которые были окружены обычной занавеской; занавески эти так же, как и покрышки кроватей, были из белого канифаса и держались на железных треугольниках таким образом, что ребенку, стоя в кровати, едва представлялось возможным из нее выглядывать; два громадных валика из белой тафты лежали по обоим концам кроватей.
Два волосяных матраса, обтянутых холстом, и третий матрас, обтянутый кожей, да две подушки, набитые перьями, составляли самую постель; одеяло летом было из канифаса, а зимою ватное из белой тафты. Полагался также белый бумажный ночной колпак, которого мы, однако, никогда не надевали, ненавидя его уже в те времена. Ночной костюм, кроме длинной рубашки, наподобие женской, состоял из платья с полудлинными рукавами, застегивавшегося на спине и доходившего до шеи.
Скажу еще несколько слов о занимаемых нами помещениях в Царском Селе. Я помещался с самого дня моего рождения во флигеле, занятом в настоящее время лицеем, в комнате, находившейся против помещения покойной Александры, устроенной не так давно для Императрицы.
Брат мой помещался за мною с противоположной стороны. В Зимнем дворце я занимал все то же помещение, которое занимал Император Александр до своей женитьбы. Оно состояло, если идти от Салтыковского подъезда, из большой прихожей, зала с балконом посередине над подъездом и антресолей в глубине, полукруглое окно которых выходило в сам зал.
Зал этот был оштукатурен, и в нем находились только античные позолоченные стулья да занавеси из малиновой камки, так как он предназначался, в сущности, для игр; комната эта, пока я не научился ходить, была обтянута в нижней части стен так же, как и самый пол, стегаными шерстяными подушками зеленого цвета; позднее эти подушки были сняты.
Стены были покрыты белой камкой с большими разводами и изображениями зверей, стулья – с позолотой, обитые такой же материей; в глубине стоял такой же диван с маленьким полукруглым столом маркетри; две громадные круглые печи занимали два угла, а между окнами помещался стол белого мрамора с позолоченными ножками.
Затем следовала спальня, в глубине которой находился альков; эта часть помещения, украшенная колоннами из искусственного мрамора, была приурочена к помещению в ней кровати, но там я не спал, так как находили, что было слишком жарко от двух печей, занимавших оба угла; между ними, у алькова, крайне узкого, находились два дивана, упиравшиеся в печи; два шкафа в стене алькова помещались в двух углах напротив печей, а рядом со шкафом, стоящим с правой стороны, находилась узкая, одностворчатая дверь, которая вела к известному месту.
Комната была оштукатурена, с богатой живописью фресками в античном вкусе по золоченому фону; такой же был и карниз; паркет великолепного рисунка был сделан из пальмового, розового, красного, черного и другого дерева, в некоторых местах сильно попорченный ружейными прикладами и эспантонами [3] моих старших братьев, – изъян, который Михаил и я с тех пор старались еще усугубить, свалив, конечно, все это на наших братьев.
3
Особого вида офицерскими копьями (от фр. esponton).
Два больших трюмо стояли одно против другого, причем одно помещалось между двумя окнами этой комнаты, а другое – между двумя арками алькова. В комнате стоял античный позолоченный диван, крытый зеленой камкой с ярко-зелеными разводами, и огромные стулья со съемными пуховыми подушками.
Диваном, крытым подобной же материей и помещавшимся у левой стены, пользовалась англичанка; перед диваном находился маленький полукруглый столик, украшенный деревянной мозаикой. Два наброска, писанные масляными красками: «Александр у Апеллеса» и тот же «Александр, отвергающий подаваемый ему воином шлем с водой», – висели на боковых стенах один против другого.
Налево под этими набросками находился рисунок карандашом моей матери – белая ваза, под которым висел миниатюрный портрет моего отца. Между окнами помещался белый мраморный стол на ножке из красного дерева, а треугольный красного же дерева стол, находившийся в левом углу комнаты, предназначался для образов; существовал обычай – и я его сохранил для моих детей, – что Императрица дарила каждому новорожденному икону его святого, сделанную по росту ребенка в день его рождения.
За этой комнатой следовала другая, узенькая, в одно окно, по стенам которой стояли большие красного дерева шкафы; в них в прежнее время помещались книги Императора Александра, а сама комната служила ему кабинетом; в глубине этой комнаты находилась лестница, о которой я упоминал выше.
Маленькая одностворчатая дверь вблизи этой лестницы вела в другую, сходную с ней по размерам, комнату, оканчивающуюся большою стеклянною дверью; эти две комнаты предназначались: первая – для дежурной горничной, позднее – для хранения халатов, а вторая была отведена для остальных служащих; для хранения вещей прислуга имела маленькую каморку под этими деревянными лестницами, которые вели к тем же антресолям, как и другая лестница; эти антресоли были расположены над обеими комнатами и находились под помещением госпожи Адлерберг; в них моя англичанка занимала одну часть, а госпожа Адлерберг – другую.