Большинство невыборных публичных должностных лиц, по моему опыту, могут бороться с такого рода ангажированностью, но победа никогда не бывает полной. Став председателем Экономического совета в 1974 г., я постарался держать дистанцию. Я сказал Дональду Рамсфелду, главе администрации президента Форда, что не смогу продолжить практику совмещения ролей главы Экономического совета и представителя администрации по экономическим вопросам, поскольку наверняка соглашусь не со всеми экономическими инициативами президента, например со значками с надписью «Остановим инфляцию немедленно!». В результате эти обязанности вернули министру финансов. К моему удивлению и удовольствию, инициатив, которые я решительно не мог принять, но на которых настаивал президент Форд, оказалось совсем немного.

Президентский срок Форда заканчивался в полдень 20 января 1977 г., и ровно в этот момент я находился в автобусе, направлявшемся в Нью-Йорк, а в 14:00 уже сидел в своем старом офисе Townsend-Greenspan, глядя на воды Нью-Йоркской бухты. Я немедленно погрузился в рутину своего «доправительственного» периода: отслеживание и прогнозирование американской — а позднее и мировой — экономики. Фактически моя повседневная деятельность мало отличалась от того, чем я занимался два с половиной года в Вашингтоне. Единственное новшество заключалось в том, что теперь я посвящал свое время построению макроэконометрической модели и впервые создавал компьютерную систему прогнозирования. Townsend-Greenspan продолжала активно заниматься отраслевым микропрогнозированием, а мои попытки создать макроэконометрическую модель стали результатом стремления понять принципы работы экономики в целом и получить дополнительные выгоды для нашей отраслевой работы.

Я вошел в советы директоров компаний Mobil, JPMorgan, Alcoa, General Foods, Capital Cities-ABC и ADP. Большинство из них были или стали клиентами Townsend-Greenspan. После избрания Рональда Рейгана президентом я был назначен членом Консультативного совета по внешней разведке, где большую часть времени консультировал по вопросам точности внешней статистики, особенно по Советскому Союзу. Помимо этого, в годы правления Рейгана я участвовал в работе множества президентских комиссий, самой важной из которых была Комиссия по реформе системы социальной защиты (1983).

Моя работа в ФРС началась в августе 1987 г. за два месяца до обвала фондового рынка. В октябре 1987 г. рынок потерял более пятой части стоимости. Соответственно, ФРС на полную открыла денежный кран. Меня сильно озадачило то, что потери капитала так мало повлияли на экономическую активность. Лишь после краха доткомов и схлопывания пузыря на рынке жилья я понял, что невосприимчивость экономики к шоку 19 октября 1987 г. объяснялась полным отсутствием долговой нагрузки у инвесторов, получивших огромные убытки в то время14.

Став председателем совета управляющих ФРС, я обнаружил, что в этой организации работают примерно 250 самых компетентных в США, а может быть, и в мире, экономистов. Руководили ими в течение всех 18 лет моего пребывания в должности председателя Майк Прелл и Дэвид Стоктон, занимавшие должности глав департамента исследований и статистики, а также Тед Труман и Карен Джонсон как главы международного департамента. Я не могу себе представить вопрос, для ответа на который не было бы эксперта внутри организации. Для прогнозирования на общенациональном уровне так или иначе использовалась макроэкономическая модель экономики США, разработанная ФРС, хотя ее результаты и приходилось корректировать для отражения неучтенных факторов. Несмотря на то, что эта модель, как и все прочие, упустила коллапс 2008 г., ее исторические результаты были лучше, чем у большинства других.

Несмотря на то, что решения Комитета по операциям на открытом рынке ФРС по закону не могут изменяться никакими другими правительственными агентствами, всегда существовала вероятность того, что Конгресс и/или президент, разгневанные проводимой денежно-кредитной политикой, изменят законодательным путем степень независимости ФРС и подорвут ее эффективность. За восемнадцать с половиной лет во главе совета управляющих ФРС я получил, в фигуральном смысле, вагон требований Конгресса смягчить денежно-кредитную политику. Я не припоминаю ни одного запроса, который требовал бы от ФРС ее ужесточения15.

ФРС очень обеспокоило, когда в августе 1991 г. сенатор Пол Сарбейнс внес законопроект, предлагающий предоставить право голоса в Комитете по операциям на открытом рынке только управляющим. Это стало бы необратимым шагом к смягчению денежно-кредитной политики, поскольку, по моему опыту, и реальность это доказывает, президенты федеральных резервных банков более «воинствующие», чем назначенные президентом (и одобренные Сенатом) управляющие. Законопроект не получил необходимой поддержки, чтобы стать законом. Экономика стала развиваться в разы быстрее, и угроза независимости ФРС с середины 1991 г. по 2008 г. была минимальной.

Вместе с тем, как я отмечаю во введении, ФРС попала под усиленное давление и пристальное внимание Конгресса, когда во время финансового краха 2008 г. она прибегла к редко применяемому положению закона о ФРС, позволявшему предоставить практически любую сумму кому угодно в США или за пределами страны. ФРС выделила $29 млрд JPMorgan для приобретения Bear Stearns в марте 2008 г. Я рассматривал это как выполнение ФРС роли налогового агента Министерства финансов США и предпочел бы, чтобы Министерство финансов как можно скорее обменяло требования ФРС к JPMorgan на казначейские ценные бумаги.